Руководитель Правого сектора Закарпатья Александр Сачко: «Дайте оружие!»

Александр Сачко, руководитель Правого сектора Закарпатья, вернувшись в Ужгород сгорячего украинского Востока, рассказывает о фронтовых делах, военных буднях, задачах, которые выполняют вместе с побратимами — «идейными» воинами, а также о структуре, которую будут строить теперь и в крае — о батальоне Добровольческого Украинского корпуса. А также — о том, что в голове у Путина и чего Украину может научить история… 

— Чем отличается наша АТО, а на самом деле война, от других вооруженных конфликтов новейших времен? 

— Всем. Абсолютно всем. Формально мы имеем антитеррористическую операцию, а на самом деле — войну. Полномасштабную войну. Слава Богу, что она не получила пока такого масштаба, как она может приобрести. Но если мы и дальше будем сидеть и чесать себя пятую точку — она ​​такой станет. Потому как того, что творится в голове у Путина-ла-ла-ла, никто не знает на самом деле. Потому что если он увидит, что украинцы настолько инертно относятся к охране собственного государства… 

— Добровольческий Украинский корпус — как с ним дела? 

— Формируются батальоны в регионах. Закарпатский — первый, номер один. Уже есть Львовский — второй, третий Волынский, четвертый Ровенский, пятый Ивано-Франковский и шестой — тернопольский. Всего их будет больше двадцати — этих батальонов запаса. В ряды Добровольческого Украинского корпуса может вступить любой, а не только члены Правого сектора. Базой является Правый сектор и правые, националистические организации Украины, но при этом это не структура вроде партийной, она не подчиняется Правому сектору. Это добровольная милитарная формация, которые выполняет только военные задачи. Итак, по всей Украине будут создаваться батальоны, два батальона уже на Востоке — один полнокровно воюет, второй создается, прямо там, на фронте, и люди уже участвуют в боевом слаживании, а по областям формируют структуры, перебрасывают людей на Восток, подпитывают, плюс готовятся три учебных центра — один в Западной Украине, один в Центральной и один на Востоке. Там будут проходить уже более серьезное обучение также и батальоны в полном составе перед важными выездами. Командир Добровольческого Украинского корпуса — Андрей Стемпицкий, человек, который уже заработал достаточно авторитета для того, чтобы управлять таким соединением. Оружие, которое имеем, поступает из трех источников — или покупается, или, где можем, просим, обменивая у военных, у Нацгвардии, но больше у военных, так как гвардейцы у нас жадные (улыбается — авт.). И — приобретаем в бою. Трофеев довольно много и по мере, как продвигаются операции — все больше вооружаемся. 

— Задачи Добровольческого Украинская корпуса, в общем, то, что выполняет Правый сектор — они отличаются от работы, скажем так, «обычных», «официальных» военных? Известно, что на вас большие надежды и в разведке, в частности… 

— В общем, задачи, которые перед нами ставит наше командование, можно разделить на две части: участие в общевойсковых операциях, где мы бок о бок воюем с военными, и спецоперации. По задержанию сепаратистов, по отлову тех людей, которых мы называем «менеджерами», тех, кто занимается агентурным сетями сепаратистов, отлову тех людей, которые спонсируют, кто вербует наемников, кто переправляет деньги или переправляет оружие сепаратистам. Такое есть среди наших задач и, не буду скрывать, мы довольно хорошо с ними справляемся и неплохо сотрудничаем со Службой безопасности Украины, с военной разведкой, контрразведкой. И это нормально так идет. По крайней мере, негативных отзывов относительно нашей работы я не слышал. 

«Боевые товарищи – уже даже больше, чем родственники» 

— Как общение с военными? Не ревнуют к знаменитому Правому сектору? Нету конкуренции? 

— Боже упаси. Никакой конкуренции. Наоборот, с теми военными подразделениями, у рядом с нами стоят, мы сдружились. Не может быть конкуренции, если люди ходят в бой день изо дня, и каждую ночь сидят под обстрелом в одном окопе, вместе рискуют жизнью и здоровьем и прикрывают друг другу спину. Это уже даже больше, чем родственники. 

— Дмитрий Ярош в своих комментариях неоднократно говорил, что государство не дает вам оружия, и добровольцев больше, чем привлекается, в частности и из-за недостатка оружия… 

— Да. Очень не хватает прежде стрелкового оружия. О тяжелом вооружении и речи нет — все то, что есть, это трофеи, которые мы вырывает из рук врага, потому что другого выхода у нас нет. Даже элементарного стрелкового вооружения не хватает, очень — боеприпасов. Катастрофически не хватает. Чем могут — делятся военные, но у них тоже часто есть проблемы с поставками… Было так, что мы остались после операции с по полрожка патронов на человека, и все, и не знали тогда — смеяться нам или плакать. Случилось так, что Боженька нас спас… Но сейчас и этого уже не имеем, поскольку, к сожалению, уже есть погибшие — вот в Городенке побратима хоронили. У закарпатцев нет потерь, парни живы-здоровы, только что говорил — которую уже сутки под огнем, и минометы, и «Град», но держатся… Зашли в пригород Донецка и потихоньку, шаг за шагом, идет очистка, оттесняют сепаратистов… оттянули на себя часть сил врага и надеются, что эта помощь будет ценной для военных и вообще участников операции. 

— В каких именно операциях участвуют закарпатцы? 

— Все просто: закарпатцы принимают участие во всех операциях, в которых принимает участие батальон. Мы не отстаем и так будет и дальше — мы лучшие. 

«Если войну не завершить на Востоке, она придет к нам сюда» 

—         Те движения, которые сейчас есть на Западной Украине — странные протесты, перекрытия дорог … Как относитесь? 

— Мое отношение резко отрицательное. 

— Также есть мысль, что это не эмоциональная реакция женщин, а спланированные провокации? 

— Все вместе. Частично это истерическая реакция женщин, которые не хотят отпускать мужчин любой ценой туда на войну, ну потому что «могут убить». Да, могут, конечно, что могут. Но, как бы это цинично не прозвучало — лучше воевать на той земле, чем здесь. И хочу «порадовать» всех жителей Закарпатья: если эту войну не закончить там, на Востоке, она придет сюда. Никуда она не денется. И сепаратисты не будут сидеть и ждать, что им отдадут Луганск и Донецк и на этом все остановится. Абсолютно нет. Я немножко разочарую всех: никто не успокоится. Они пойдут дальше и будут идти до тех пор, пока им не поставят серьезный противовес. И надо либо обороняться и заразу эту додавливать, или они придут сюда. 

— Относительно того, что творится здесь — у Правого сектора есть же определенная информация?.. 

— Однозначно здесь есть русская агентура. Однозначно. Скорее всего, будут найдены и российские спонсоры, и деньги из России или приближенных к ней структур, однозначно работают российские спецслужбы, действующие совместно с теми партиями, силами, которые здесь есть, так сказать, «махровыми сепаратистами». А тем, кто блокирует дороги, я бы посоветовал поговорить с родителями тех ребят, которые сейчас на Востоке. Там воюют не сироты. А люди, которые имеют и родителей, и детей, которые оставили дома семьи. Я сколько с ними говорил — они все хотят вернуться домой живыми и здоровыми. Но никто оттуда не уйдет, пока не закончится война. И все они прекрасно понимают, что от той войны мы никуда не денемся — ее надо заканчивать, или будет разрастаться дальше. И никто не хочет выйти там из окопов и оставить своих товарищей. Даже ценой своей жизни. 

— Все же еще ​​о блокировании — что еще известно о «вдохновителях»? 

— Много слышу, что люди идут блокировать дороги после того, как выходят из церкви. И практически на всех таких акциях были замечены священники Московского патриархата. Я не знаю, почему такая тенденция, возможно, священники Московского патриархата просто чрезвычайно любопытные люди и занимают активную гражданскую позицию… Но, насколько я знаю, священников в армию не забирают и бояться им нечего. Почему такая тенденция — я с этим лично буду разбираться, наши люди будут разбираться, также будем ставить этот вопрос перед правоохранительными органами, перед спецслужбами, чтобы они приняом очень активное участие в расследовании этих дел. 

— В географии протестов есть закономерности? 

— Это Ужгородский, Мукачевский, Хустский, Тячевский районы. По странному стечению обстоятельств это те села, в которых есть монастыри церкви московского патриархата. Я надеюсь, что это совпадение, но это наталкивает на некоторые очень негативные мысли. Досадно, что церковь опять лезет не в свои дела. Вместо того, чтобы молиться, поддерживать людей — они распространяют панические настроения. Кому это выгодно — делайте выводы. 

— Те люди Правого сектора, которые сейчас в крае, будут как-то влиять на дестабилизирующие движения? 

— Поверьте, те люди, которые прошли АТО, проходили ночью через блок-посты сепаратистов — нравилось им это или нет — поверьте, мы пройдем через любые блок-посты, которые бы здесь не были. Как бы это жестко не звучало, но я не позволю у себя дома совершать беспорядки. Мы предотвратили их в то время, когда вся Западная Украина горела — на Закарпатье была тишина и покой. И мы всячески привлекались к тому, чтобы сохранить правопорядок в области, и в дальнейшем так же будет. Мы не позволим никаких панических настроений, расшатывания ситуации в крае. Закарпатье такая же часть Украины, как и любая другая область, и мы так же должны воевать, когда время пришло. 

«Военные говорят: пока стоит Правый сектор, будем стоять и мы» 

— В политической плоскости Правый сектор, который, как известно, создал партию, сейчас не работает? 

— Ярош прямо запретил организациям по областях вообще заниматься люстрацией, какой-то партийной работой, партийным строительством… Сейчас все силы брошены на войну, на борьбу с сепаратизмом, на борьбу с оккупацией Украины. Ну, о чем говорить, когда лидер партии Дмитрий Ярош живет в окопе и воюет на передовой как обычный боец. 

— Как быстро Добровольческий Украинский корпус должен сформировать организации на местах? 

— Костяки батальонов должны сформироваться в течение месяца.

— То есть, завершение войны осенью вы не ожидаете? 

— Во-первых, не ожидаем, потому что, наблюдая, как она идет уже полгода, можем спрогнозировать, что сейчас конца ей не видно. Во-вторых, наши государственные мужи что-то очень не хотят вспоминать, что у нас забрали Крым. Ярош твердо сказал, что Крым украинский и его надо забирать. Крым должен быть возвращен Украине. Это украинская территория и там проживает много украинского населения, которое или не имеет возможности или не хочет выезжать оттуда и никто их оттуда не сможет забрать. Аннексия Крыма была проведена вопреки всем международным соглашениям. Она поломала весь политический строй послевоенной Европы, послевоенного мира. Амбиции Путина никого не интересуют на самом деле, кроме самого Путина и населения России. Мне не интересно, что Путин себе планирует со своим «русским миром». У нас есть приказ — будем раюотать. Есть приказ создать Корпус — Корпус создан, и он будет активно воевать и работать на защиту нашего государства, иначе быть не может. 

— Что рассказывают парни, которые сейчас там? 

— Трудно. Надо помощь. Надо поддержку. Нужно — все. В первую очередь — моральная помощь. Поддержка. По крайней мере, чтобы люди знали — что это такое. так как мы отсылаем добровольцев. Даже военные сначала, когда мы с ними сталкивались, не понимали, что мы там делаем — почему мы не едем домой, как это так может быть, что люди по свой ​​воле идут воевать. А сейчас они говорят следующее: пока стоит Правый сектор, будем стоять и мы, уйдет ПС — уйдем и мы. Они смотрят на нас, они видят, и… Ну, как могут 30-40-летние мужики вылезти из окопов и убежать домой, если мальчишки, которые им годятся в сыновья, лезут вперед и упорно воюют. Здесь такой и психологический фактор срабатывает неплохо. Тем более — мы все задачи выполняем, какие бы не ставились и командованием АТО и, в первую очередь, нашим командованием. То есть, это и разведка, и глубокая разведка в тылу сепаратистов, и корректировки огня, и корректировки авиации, и спецоперации, и участие в общевойсковых наступлениях. К нам претензий нет никаких, все довольны тем, что мы там. 

— Добровольцы имеют особый статус. То есть, по факту не имеют никакого. Ясно, что сначала этим не занимались — не до того. Но все же… 

— Мы не требуем для себя никакого статуса. Не просили его для себя, не просим и просить не будем. Есть статья Конституции, в которой сказано, что защита государства является прямым и непосредственным долгом каждого гражданина Украины. Это раз. Второе: по международному законодательству мы попадаем под определение «комбатант». Это доброволец, который воюет бок о бок с регулярными войсками. И в этом свете мы полностью соответствуем международным требованиям — у нас есть командование, мы подчиняемся дисциплине, мы имеем четкую иерархию и структуру, мы носим отличия, которые видны на определенном расстоянии, и в бою так же, мы не соверашем никаких уголовных преступлений… То есть, суд Гааги будет нам аплодировать — по международным соглашениям мы полностью отвечаем определению «комбатантов». Никаких наград, ничего мы не просим и не требуем. Единственное, чего мы просим — это оружие. Оружие, оружие, оружие — чем больше, тем лучше. Мы можем выставить до пяти тысяч бойцов, которые, влившись в эту борьбу, возможно, способны переломить ее ход. Дайте нам 5 тысяч единиц оружия. Дайте нам 10, 15 тысяч — и будет больше людей, которые захотят воевать, не ходят, не плачут, не откупаются от военкоматов и не прячутся под юбки своих женщин. 

«Украинцы всегда были хорошими воинами» 

— Сейчас популярно распространять в сети одну из цитат из перехваченных разговоров врагов: «Украинцы научились воевать. Это армия!». Я помню твою давнишнюю смс-ку, в которой было, в частности, словосочетание «армия беспомощна». Изменилась ли ситуация? 

— Несколько изменилась. Армия уже не беспомощна. Беспомощны — штабы. Генштаб как был беспомощен, так и остался. Более того — в нем очень много  редательского элемента. Очень много предателей. Солдаты на местах, офицеры на местах не понимают, что происходит в штабах. Не понимают, когда… Это было на моих глазах, мы там были… Солдатам дается приказ захватить высоту, и не доезжая двух километров до высоты солдаты доложили, что высота взята, и через несколько минут сепаратисты влупили туда «Градом» — по той высоте… Как солдаты должнына это реагировать? Чем это объяснить? Делайте выводы… …А солдаты — воюют, украинцы хорошие воины на самом деле. Украинцы всегда были хорошими воинами. Единственное, что по своему психотипу, я так понимаю, мы не воспринимаем войну как благо. В психологии, в психотипе украинцев определяющим является созидание. Мы создаем, мы строим, мы творим, а не разрушаем. Войну мы воспринимаем максимум как необходимое зло. И все надеются, что это все закончится. Но на самом деле украинцы — хорошие воины: мы очень быстро учимся, мы очень хорошо умеем импровизировать (и импровизации получаются такие интересные (улыбается — авт.)). Жаль, что это не очень хорошо понимают и ценят «наверху» — военное, государственное руководство… 

— Чувствую, речь идет о конкретных интересных примерах… 

— Например, когда мы захватили мэра Курахово — очень интересный такой дядя… Он рассказал все: кто он такой, чем занимался, как проводил референдум за отделение, как помогал сепаратистам, как кормил, как перечислял им средства, как помогал строить укрепления, на которых умирают наши парни… Все-все-все рассказал, засвидетельствовал и в письменном виде, и на видеокамеру, но потом кто-то начал дергать за такие ниточки, пошли со всей Украины звонки, из очень высоких кабинетов и из интересных партий, которые есть в парламенте — с требованиями отпустить этого человека. Его отказались принимать у нас и милиция, и СБУ. Такая вот история… Мы даже потом не знали, что с ним делать. 

«Надеюсь, что и государство возродится, как армия возродилась» 

— Как война меняет людей? Каких изменений ждать в обществе, когда все наконец закончится и наши парни с победой вернутся домой? Как это изменит местные общины? 

— Здесь многое зависит от того, как настроена община изначально. Если там настроения панические и люди против войны, и не видят ничего, кроме своей печки, и желают лишь в своем уголке отсидеться — и община на самом деле и не станет общиной. Это будут люди, которые живут каждый по своему адресу и там никогда не будет ни порядка, ни благосостояния. А те общины, которые понимают свою ответственность, что сейчас стоит перед государством — те и станут собственно общинами. А армия наконец станет армией! Мужики наконец научились, генетическая память срабатывает, они возвращают себе эти навыки и начинают по-настоящему воевать. Я думаю, что наша армия только рождается. Как и государство. Надеюсь, что государство возродится так, как армия возродилась сейчас. Много вижу людей, парней, которые приехали не служить, а воевать. Они хулиганы, но они воюют. И таких типажей много. Тот командир минометной батареи, который за нами приехал, который нас вывез из Карловки, а ему потом влепили выговор, потому что он без приказа взял броню и поехал за нами… И командир гаубичной батареи, который нас поддерживал огнем без приказа, и, кажется, что влупил в то место, где мы были, вдвое больше, чем мы просили… Много таких. Десантники — очень классные ребята, много с ними работалось, супер. Много приехали туда людей, которые упорно воюют. И далеко не все из них кадровые военные, армейцы, немало призвали, мобилизованы. Но пришли туда, понимают свой ​​долг, воюют. И хорошо получается. Чтобы так хорошо получалось управлять из Киева и «воевать на карте», как парни там воюют… 

— Милиция на местах — наверное, тоже интересные персонажи?.. 

— Мы видели, как милиция «возрождалась из пепла» в освобожденных городах. Они появлялись откуда ни возьмись в один момент, все красивые такие, в фуражечку, в униформе. и оказывалось, что милиция там была, все классно. А говоришь им — ребята, а чего вы не воевали, это же бандюки, террористы. «А что мы можем сделать, мы ничего не могли сделать…». Ну, если вы ничего не можете — зачем вас держать на шее, почему государство вас должно кормить? Если они не могут справляться со своими функциональными обязанностями, за которые им платят зарплату — то прошу заниматься бизнесом, идти в какие-то другие профессии. Но это не милиция, это не правоохранители.

 — Ясно, что воюют не только те, кто прошел Майдан в главном смысле, но много же людей оттуда. И как проходит общение с бывшими «беркутами»? 

— Да, многие люди с Майдана… «Беркут»… Я «беркутовцев» видел на блок-посту за Днепропетровском, в направлении на Донецк. А дальше, ближе к передовой, я их не видел. 

«Дайте оружие!» 

— Как могут люди на местах приложить усилия для победы? Что вам нужно там?

— Мы нуждаемся в помощи. Нуждаемся в поддержке. Нуждаемся в добровольцах. Нужны те же продукты. Ведь государство нам ничем не помогает, и поддерживают именно люди, фактически общество и привело к формированию наших первого и второго батальонов. Сейчас украинское общество содержит Добровольческий корпус. Нужны медикаменты, очень нужны. Жгуты, перевязочный материал. Очень нужны болеутоляющие препараты. В конце концов, сигареты и хорошая вода, там очень большая с этим проблема. Если есть возможность — военное снаряжение, мы это все сразу же пакуем и отправляем туда, где оно требуется больше всего. Нужна оптика, дальномеры, ночные прицелы, бинокли — просто необходимо. Средства связи. Впрочем, у нас с этим проблема меньше, потому что нам подходят рации, что распространены в употреблении — без проблем, так как у нас есть человек, который их кодирует на одну систему, и мы этот вопрос, к счастью, закрыли. У нас есть отдельная замкнутая сеть, в которой говорим, и те же рации, общедоступные, «Kenwood», «Midland» — они нам годятся и лишними не будут. Ведь представьте себе — командир бригады передает приказ командиру батальона по мобильному телефону в сети МТС. И это, кстати, одно из тех различий, которые отличают нашу АТО от других войн, которые велись в последние 5-10 лет (улыбается — авт.). Армию, к сожалению, привели к тому состоянию, когда она осталась далеко позади наших противников. Многие военный впервые видят кевларовые шлемы. Хотя вот мы — почти не носили бронежилетов. Сейчас начали надевать, потому что очень сильные обстрелы идут, и осколки. А во время спецопераций не надевали, потому что они нам мешали. Так же и кевларовые шлемы. Сейчас уже очень они нужны. Потому что война на нашем отрезке стала такой более-менее позиционной, и уже есть возможность их носить. Но из военных очень много не видели ни их, ни нормальных бронежилетов. Они удивляются даже таким обычным вещам, как трехточечные ремни — они их не видели до сих пор. А налокотники, наколенники — они очень нужны, я вот поплатился своей ногой… А это те вещи, которые должны быть, о них даже говорить не нужно. Если мы ценим жизнь и здоровье каждого бойца, каждого солдата, который там есть, его нужно обмундировать, ему нужно дать нормальное снаряжение, дать оружие. Его надо накормить, наконец. Он должен понимать, что его вытянут с поля боя, если он будет ранен, и нормально полечат. А мы и этого даже не просим. Единственная наша просьба, это уже крик — «Дайте оружие!». 

«На фронте никто не варит кофе – это ужас!» 

— Что удивляет там — из обычных, человеческих вещей? 

— Меня удивили поездки в город (приходилось ездить в Днепропетровск). Это было как-то сложно видеть — люди ходят, едят мороженое, гуляют по парку, влюбленные целуются, дети играют… А всего лишь за несколько десятков километров… Но я рад, что у нас все спокойно, нигде ничего не гремит. …Трудно парням сейчас — после всего приспосабливаться. Но я убежден, что все будет хорошо: молодые организмы, здоровая психика, нормальная, крепкая. Думаю, все будет отлично — вылечимся, восстановимся, вернемся назад. 

— А как быт там налаживаете? 

— Быт как быт. Ребятам тяжело, кто курит — с сигаретами большая проблема. Нашим закарпатцам трудно было привыкнуть к купанию, потому что мы привыкли к горным рекам, а там камыши, болота, и как-то оно не очень приятно… А как потом выше по реке нашли труп… Ну, такое есть, много на самом деле… Быт? Очень большое спасибо тем женщинам, которые у нас на базе готовят еду, очень нормально, адекватно, но ничего не солят, ничего не перчат, несколько проблематично … Кофе никто не варит, это ужас! Просто ужас! Но немного уже переучили их, и львовяне подтянулись к кофе, чуть легче стало — Западная Украина это Западная Украина! (улыбается — авт.) Наша группа возвращалась, так на прощание сварили бограч, шашлыков нажарили… В бытовом плане… На такое нет времени на самом деле. Операции через день или ежедневно. Хорошо, когда человек успевает помыться и немного перекусить — на самом деле есть там не очень хочется, не знаю, это психологически, или почему — и главное поспать, чтобы отключиться, чтобы голова отдохнула. Даже анализировать некогда. Вот уже когда вернулись, посмотрели, все увидели со стороны, и себя увидели со стороны. А там об этом не думаешь. 

— А о чем думаешь уже здесь? 

— О многом. Но и о том, что у нас нет другого выхода, кроме борьбы. Потому что у Украины есть два варианта — либо война, либо будет позор, а потом война. Ни я, ни один из моих парней не собираемся ни бежать, ни уезжать, и не собирались ни зимой, ни весной, ни сейчас, ни в дальнейшем. 

— А в феврале, на Майдане, когда кто-то уже произносил слово «победа», вы знали, что это только начало? 

— Догадывались. Я не думал, что будет настолько плохо, и понимаю, что может быть еще хуже, что это еще далеко не конец. Я имел большую надежду, что мы это сможем обойти. Ну, не получилось, случилось так, значит, Господь нам дает еще испытания, чтобы увидеть, что мы можем — способны ли мы к самостоятельной жизни, или нет. 

«Я надеюсь, что теперь государство нас услышит» 

— Реальна ли перспектива полномасштабного вторжения в Украину России, открытого, «официального»? 

— Поскольку российская политика бестолкова, нелогичная, ее пока никто не может просчитать ни по каким ни геополитическим, ни стратегическим позициям, ни по каким признакам, по которым, собственно, можно понимать действия той или иной страны… С Россией эти все штуки не подходят … Аналитика здесь, к сожалению, не действует… 

— То есть, все зависит от того, какие проводки «закоротятся» в голове Путина? 

— На самом деле все эти дротики, к сожалению, действительно замкнуты на голове Путина, насколько я понимаю. И от его решений зависит судьба прежде всего россиян. Очень жаль, но все они являются заложниками воли одного человека. И они сами это позволили и сами этому радуются, причем очень сильно. Ну, очевидно, русские достигли свое мечты — у них есть царь, который высоко сидит, далеко видит, все за них делает и они согласны быть покорной массой, чтобы не сказать хуже… Это их выбор, их право, но почему они это наязывают всем другим, своим соседям? Я с этим не согласен. Не знаю, как это повлияет на окружающий мир, на их соседей. Фактически в России не осталось союзников. Вот о чем мы с вами говорили, вероятно, еще весной — давний разговор — что в России, как у государственной системы, есть два типа взаимоотношений: отношения с врагом и взаимоотношения с рабом. То есть, государство, которое хочет говорит наравне с Кремлем, автоматически становится врагом. Если не способно это сделать и Россия ее подминает, то переходит в ранг раба. А кто кем хочет быть — пусть выбирает сам: где лучше — быть врагом или быть рабом. Я выбрал для себя быть врагом, потому что к врагу есть уважение. Я думаю, что когда это все закончится, будут сдвиги в психологии людей, в психологии украинцев. В мировоззрении украинском. Я надеюсь, что наконец государство перестанет бояться вторжения НАТО, как этого боялись 23 года. Мы, оказывается, 23 года готовились отражать нападение НАТО! Это мне заявил уважаемый командир Закарпатской бригады, когда я его спросил, что они делали 23 года — оказывается, готовились отражать нападение НАТО! 

— …И только украинские националисты, которые бегали на учениях  с оружием по лесам, на которых иногда смотрели как на несколько странных, только эти люди… 

— …из крайнеправого сектора украинского политикума, «радикалы» и «экстремисты», 23 года кричали, что люди, готовьтесь, потому Россия не спит … 

— …и вам, как Кассандре, никто не верил, а только вы и оказались правы и более или менее готовы к тому, что произошло… 

— …Но почему-то нас это совсем не радует. Никакой радости от этого никто не получил, а пожимание плечами и крики «А мы вам говорили1» — они ничего не стоят сейчас. Все равно имеем то, что имеем, и надо на это адекватно отвечать. 

— …Что по мере сил и делаете… 

— Ну, сил у нас немеряно (улыбается — авт.). Единственное, чтобы государство обеспечило боеприпасами. Дайте оружие! Опять повторяется крик, который Августин Волошин и Чехословацкая Республика слышали в марте 1939 года — «Дайте оружие!». Я надеюсь, что теперь государство нас услышит. Тогда не услышали, и Чехословакия перестала существовать, и перестала существовать Карпатская Украина. Я надеюсь, что официальный Киев нас услышит. Если там кто-то учил историю, есть надежда, что воспользуются опытом. Чтобы наши чиновники не закончили так, как отец Августин Волошин. Будем надеяться.

…К слову, ПО ССЫЛКЕ — видеозапись общения с Александром Сачком сразу после предыдущего возвращения с фронта.

P.S. Из сказанного "за диктофоном" — Александр признался, что на передовой все становятся верующими — даже убежденные атеисты…