Откровенно про виагру

И тут накатила тоска по Крыму. Вдруг, неизвестно откуда и почему. Коктебель. Жаркий запах полыни и соли. Весёлое море там, в глубине и на краю горизонта. Синее всевидящее око. Гигантское, безбрежное, непостижимое, живое, вечно движущееся. Ты сидишь на террасе дома Максимилиана Волошина. Того, что писал, рисовал, спасал, объединял. Нас много, из разных стран, больше — соседей. Мы все ещё любим друг друга, смотрим глаза в глаза, понимаем, постигаем, думаем. 

Припёрлась на мастеркласс. Мне пятьдесят. Ещё. Я даже Планерское помню, единственную пельменную на берегу. Теперь Коктебель. Фу, как давно это было. Вокруг перспективные литераторы, мальчики и девочки. Председательница бросает сожалеющий взгляд. С чего это вдруг человека на тексты потянуло? В таком возрасте понесло. Препарируют совместно рассказ «Виагра». Он мне дорог. Там у меня два пожилых якобы любовника пытаются расшевелить умершую плоть медикаментозными средствами. Срываются в ночь, стучатся в аптеку, будят спящую провизоршу, в итоге всё не так, ночь ушла, кульминацию пропустили, упустили, за окном утро. Конец пришёл ночным химерам. Они и рады. Так бы бессонница мучила поодиночке, повезло ночь провести совместно и в приключениях.
Меня ругает дядечка с красно-синим носом. Только в Крыму можно за ночь достичь таких результатов. Сразу покраснеть и посинеть носом. И тетки все у меня неустроенные, бешеные, и вместо конечностей человеческих — щупальцы и присоски. Что за страшная любовь-осьминог? Недопустимо! Не эстетично. И вообще я людей не люблю. Ты тоже нос не гоголевский. Я же терплю и молчу. Там не о попытках секс произвести вовсе, а о вечной и неутомимой жажде жизни.Дурачьё вы литературно умное.

Председательша гнёт свою линию. Рассказывает о таксистке-пенсионерке, которая записывала свои впечатления на обрывках квитанций и складывала за пазуху. Ну а потом всё,что за пазухой непомерной скопилось, в книгу вылилось. Бывшая таксистка назвала её соответственно бывшей профессии прямолинейно: «Записки из лифчика». А у меня чёрти шо. Виагра без лифчика. Прямо не говорят, подразумевают. Молодёжь солидарно подмигивает, чтобы нос разноцветный не заметил. Фиаско. Полное. Не признали братья по перу.

На пляже загорает немолодая парочка. Он тощий, длинный. Она — короткая и толстая. Карикатурный контраст на песке. Он ей платочек поправляет, песочек с ног любовно удаляет, по ручке нежно тощими пальцами ведёт. Лежу, краем глаза наблюдаю. И живот у неё тестом, и ноги бочонком. Вообще жаба жабой, а ему мила. Встал, тень напустил, оберегает. У любви нет законов и нет объяснений. Попробуй, улови. И опиши. Вроде ничего нет, а есть. Это медленное движение руки по неровности чужого тела, это томление прикосновений, знак, разговор, отклик кожи. 

У Волошина наверху тёмный гранит плиты. Каменное кресло для созерцательных раздумий. Выгоревшие травы волнами ходят, их подхватывает и уносит море, облака ежесекундно рисуют новый пейзаж в пейзаже. Внизу татарин готовит в огромном котле плов, зазывает. Набережная задыхается от изобилия народа. Сразу под Волошиным, под пейзажем. Было ли только что-то наверху, показалось? Как написать: полнокровно жил там, на могиле и умер в толпе, исчез. А вы — «Виагра» не такая. Таблетка она и есть таблетка. Странные какие. Волошин вон одну любил, на собственной медсестре женился. Так в обнимку вместе и лежат. Поди разбери эту жизнь.