Лето, поздний вечер. Входные двери настежь: пусть уходят прочь скучно-пресные запахи кухни, наполняется дом ночными ароматами скошенных трав и свежести. Слышно тяжёлое дыхание уставшей от дневного зноя земли. Где-то там, на улице, в окопах придорожных канав, громко радуются члены партии вечных альтруистов — лягушки. Любопытная виноградная лоза переползла через порог питвара, зацепилась за дверной косяк — вот-вот залезет в дом, поселится, разрастётся, пустит из кастрюли жирный лапчатый лист, перекинется на шкафчики, найдёт дорогу дальше, к окну, булавочно проткнёт дом насквозь, с востока на запад, высунется из окна наружу, уйдёт гулять в сад.
В деревянном питваре, справа от входа в хижу, подпирает квадрат чердачного люка старая луйтра. Там, наверху, у Мидянки склад и клад. По всему чердаку толстым слоем, похожем на снежное слежавшееся покрытие, щедро (веером) раскиданы старые книги, листы со стихами, напечатанными на пишущей машинке. Сама машинка тут же улеглась на боку, подтверждая неоспоримый факт кровной связи с пыльной бумагой. Чего тут только нет? Тетради, блокноты, обрывки-огрызки, исписанные мелким, каллиграфическим почерком хозяина. Газеты, письма, конверты, фотографии, коробки, картонки, черепки, старая керосиновая лампа, сухофрукты в мешке, веретено, деревянное корыто… Словом, всё, чем жил дом и его обитатели последних лет тридцать. Не факт, что где-то в тёмном углу, на стыке жаркой крыши и деревянных длинных досок, притаился и смотрит глазками-пуговками маленький, добродушный, волосатый домовичок. Почему бы и нет? Пусть живёт.
В мои планы реконструкции территории чердак, безусловно, входит, но руки пока не доходят убраться. Потом, когда-нибудь, не сейчас… Лучше зимой. Работы в огороде и саду нет, жизнь съёживается до размеров 46-ти метров квадратных: кухонька, центр домашнего мироздания – шпор, не отапливаемая комната.
Круглые перекладины луйтры почернели от времени, скользят, вертятся под ступнёй. По ним когда-то легко поднималась, сверкая босыми пятками, мама Петра. Твёрдо и тяжело ступал его старый, молчаливый отец. почему-то представляется человеком тихим, закрытым, любящим уединение.
Лестница вносит катастрофические неудобства в мою жизнь. Во-первых, узко стоит: веранда — меньше метра в ширину. Как раз хватает, чтобы войти, сделать шаг, хлопнуть калиткой и очутиться на пороге кухни. Во-вторых, слишком длинно — так, что вечно убиваюсь, синяки сходить не успевают. Необходимый, видавший виды, неодушёвлённый предмет сельского быта, но что-то живое в этом дереве, безусловно, есть. Ещё не знаю, что сделаем нашу старушку знаменитой. Это потом Мидянка в растерянности попросит подсказать название новой книге. В очередной раз споткнусь, подниму в досаде голову и выпалю: «Як? Зрозуміло як. Луйтра в небо, без варіантів». Так тебе, ненавистная, получай. Не жалко раструбить о тебе по свету, делимся признанием с тобой, наш деревянный горемычный идол.
Потом поэт будет гордиться: закарпатское слово «луйтра» правильно произнесёт президент. Нынче, увы, беглый. История взлёта и бесславного падения. Пример для библейских живых иллюстраций, как в жизни всё может в одночасье круто измениться. Не убегал, драпал. А тогда был роскошен. Большой, холёный, уверенный в себе самец. Подозреваю: активные избирательницы реагировали именно на мужское либидо. Молодой литератор, не раз приезжавший в Широкий Луг в самом начале своей карьеры, разоткровенничается в прессе: не подам руку, получившему награду от царя Ирода. Не подам и всё. Из сильных патриотических чувств. Не подам руки нечестивому, запятнавшему рабским поступком свободолюбивую нацию. Поймал волну, самый гребень. Правильный патриотизм сродни хорошему серфингу. Ну и не подавай. Давно закрыла для тебя виртуальный шлагбаум.
Питварь – деревянная веранда в старых домах.
Залишити відгук
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.