Теперь о Бобовищской истории

Как-то в "хижку" к моим будущим родителям постучали. Отперев двери, на пороге отец увидел советского офицера, за его спиной — двоих автоматчиков. На улице — любопытная группка селян.

Офицер с ярко выраженной азиатской внешностью, в руках вертел странный, походивший на небольшой мяч, предмет, и время от времени, словно играя, подкидывал его. " У вас есть что-нибудь такое, чтобы сюда добавить?" — спросил он с порога. Только тут отец разглядел — был это не мяч, а как попало спрессованные в форме шара золотые изделия: кольца, серьги, еще какие-то предметы.

" Что вы! Ничего такого у нас нет!" — объяснял как мог отец. Что было, кстати, правдой.

" Тогда выходи!" — скомандовал офицер.

Вышли, сопровождаемые автоматчиком.

" К стенке!" — сухо сказал азиат.

Мама с отцом стали. Отец в отчаянии, используя все свои знания русского, все свое умение находить общий язык с людьми, красноречие — если в такой критический момент оно могло проявиться, пробовал уговорить его, разжалобить ссылкой на беременную жену, на все, что дорого офицеру. В общем, делал отчаянные попытки как-то пробудить в нем человечность. И действительно, азиат вдруг, сменив тон, скомандовал: " Отставить!". Слово это, особенно маме, было незнакомо, но действие его дало основание надеяться. " А мы уже молились, прощаясь с жизнью." — вспоминала мама.

" Хорошо, дашь выпить и закусить!" — смягчился, наконец, офицер.

Этого добра следовало иметь под рукой всегда, отец уже был наслышан. И оно действительно многим спасало жизнь.

Мама волнуясь стала готовить еду, отец достал корчажку вина, доставленную ему другими советскими офицерами ( теми, что квартировались на Высокой) с самого Токая. Явно из разграбленных винных подвалов. Были среди трофеев совершенно уникальные многолетней выдержки, "королевские". Эта корчага была попроще. Отец собрался было расставлять фужеры. Тут офицер жестом и опять употребив слово "отставить", показал на лавку, где стояло ведро с водой, рядом кружка. "Пить будем с нее!" — объявил , опять сопровождая речь жестами, офицер. Отец поставил на стол кружку. Офицер скомандовал : " Налей сначала себе!" . Отец повиновался. " Хорошо! Теперь давай закуску и наливай!"

Вояки раздобрели, разговорились, прихваливали вино и закуску. Покидали домик чуть ли не в припляску, спев даже что-то на прощание , и наказав никому из начальства о визите не говорить.

А на дворе стояли селяне.

Разочарованные.

Мама вспоминала, когда их вывели на расстрел, в толпе, не стесняясь, заговорили: " їх загигаєме у Стару, а вшиткоє поділиме!"

Не верить этому у меня нет оснований.

Мама моя, даже если очень хотела, соврать не сумела.

История эта и моя.

В том смысле, что она о моем спасении тоже.

И еще вдогонку, о тех временах. Происходило это если не в том самом Бобовище, то где-то неподалеку, на отцовой, так сказать, "вотчине". В округе, где по делам Hangya он бывал не раз: с ревизиями, просто по делу службы. Здесь у него были хорошие знакомые, "подопечные", заведующие магазинами Hangya. Мужики простые, хитрые, но добрые, добром платившие за отцово к ним отношение. Даже годы спустя, когда отца арестовали, они помогали нам с мамой чем и как могли. Отец вспоминал о них всегда с добрым, не злым юмором, описывая их неуклюжую услужливость, смешные обороты речи, совершенно невероятные, особенно, когда те хотели "галантно" изъясняться на венгерском.

Один случай особо тешил отца: однажды сюда в его округ пожаловал сам генеральный директор Hangya, и в ходе инспекции зашли в магазин одного из "бовтошей". " Генеральный" попросил стакан минеральной воды. И вот, в порыве подобострастия, "бовтош" выбрал свой носовой платок , и перед тем, как налить шефу воды, протер им стакан. Отец чуть сквозь землю не провалился, но как-то выкрутился.

Военная часть, стоявшая в упомянутом селении, точное место дислокации не помню, в один прекрасный день, строем, вероятно стремясь придать торжественности победителей, покидали село, сопровождаемые взглядами немногочисленных зевак по обе стороны сельской улицы. Солдаты шагали без всякого пафоса, каждый под мышкой, или в руках с нехитрым трофеем.

И тут Васыль ( один из "бовтошей") увидел под мышкой у одного из солдат свою увесистую бухгалтерскую книгу.

" Пане ревизоре! Моя книга! Там усі одчоти, записи. Кажіть най отдасть!"

"Василю, які отчоти! Добре, же сь ме ся живі лишили! Все списано! Будь тихо!"

Замыкал шеренгу солдатик с зонтом.

" Пане ревізоре! Моя амбрела, моя амбрела!" — закричал, на сей раз еще более отчаявшийся "бовтош".

Отцу стоило немалых трудов его успокоить.

А я вот, когда хотел посмеяться, в очередной раз просил отца рассказать историю с амбрелой.