1956

Спогади про події  жовтня 1956-го року в Ужгороді від очевидця – Андрія Куруца.

Ужгородець на своїй сторінці у facebook Kurucz Bandi оприлюднив свої дитячі спогади…

"Помню эти тревожные октябрьские дни. Шел мне 12 год. Родители с серьезными, даже озабоченными лицами прислушивались к вестям из Венгрии ( пока советы не заняли Радио ), прильнув к небольшому приемнику "Москвич", купленному вернувшимся три года тому отцом и ставшему моей любимой вещью нашего, тогда уже довольно скромного, интерьера.
Слушали осторожно, включали еле слышно, опасаясь, не без оснований, соседских ушей. Какое-то особое тревожное возбуждение царило и в нашей небольшой дружной компании ребят. Были мы – пусть по детски наивными и романтичными – венгерскими патриотами. Загор Йовшко, не совсем венгр, по происхождению еврей, живший на набережной в здании нынешнего ЗАГСа . Янчи Якловский, они жили в здании банка, Шандор Шварц, тоже , как и Йовшка, не совсем венгр, сосед мой по лестничной клетке и я как старший. Надо сказать все мы мечтали стать гусарами. За неимением коней, гасали на велосипедах ( тогда официальное название – веломашина), надеялись – революция перекинется и на Ужгород, и тут уж наш боевой дух проявится во всей боевой "мощи" . Даже родители наши наивно предполагали – что-то должно измениться, вот оторвемся от союза, хоть к венграм, хоть к Чехословакии, лишь бы не оставаться с "москалями". Все эти дни мы были неразлучны, как-то подспудно вникая в происходящее (ставшее историческим) событие. По мере жестокого подавления советскими танками отважно сопротивлявшихся повстанцев, надежд ставало все меньше. Потом и вовсе катастрофа. Причем, Ужгород стал своего рода прифронтовой зоной. Ходили слухи, что здесь содержат колаборантов Яноша Кадара и его компашку, чтобы в подходящий момент усадить на трон и запустить чистку. Так оно и было. Правда, по сравнению с советскими вождями его можно было посчитать "вегетарианцем". 
Слухи стали подтверждаться. Однажды, катаясь на великах вдоль по тогдашней Калинина от "народной рады" до "Совиного замка", заметили колонну странных бортовых грузовиков ( каких мы еще не видели), с каким-то непривычным звуком моторов. Были это дизельные МАЗы. Но самое интересное было в длинных кузовах: спереди и сзади по четыре автоматчика, а в кузове плотно к друг другу сидели (очевидно со связанными руками) так, что лишь головы видны были , молодые ребята с явно несоветскими лицами (такие теперь можно видеть на многих документальных фотографиях тех событий, кое-кто перебинтованный, многие с закопченными лицами.
– Пацаны, это ведь наши! – вскрикнул вдруг я, догадавшись, кого везут вояки. 
Мы, приблизившись на наших лайбах вплотную к бортам медленно движущихся грузовиков, стали кричать что-то по-венгерски. И те нам отвечали. Солдаты ничего не предпринимали, более того их лица выражали нечто, что можно было истолковать, как солидарность. Машины медленно одна за другой исчезали за воротами тюрьмы – она тут рядом, напротив здания суда. 
Привозили их несколько дней к ряду . Позже стало известно, мы даже видели – повстанцы в знак протеста подожгли матрасы. Следы копоти еще в 1964 году и я видел на стене вокруг нескольких окон второго этажа тюрьмы.
А еще мы узнали : в тогдашнем "Доме офицеров" ( ныне здесь общество "Просвита"), устроили своего рода аукцион. Раздавали – в основном в офицерские семьи, венгерских "сирот", совсем маленьких детей, лишившихся родительской опеки, а попросту, силой отнятых у родителей – контрреволюционеров. 
Русский – ну пусть "советский" мир – он и в 56, как позже в 68 был бесчеловечно жесток.
Еще помню, мы в эти дни в нашем "штабе", в доме Йовшки Загора, на старом довоенном патефоне с ручным приводом вдохновенно, по несколько раз за день прослушивали "Венгерскую рапсодию" Листа, бурно размахивая при этом деревянными саблями, рубая врагов направо и налево. Теперь эта небольшая комнатка, где располагался наш "штаб", стала частью кафе под основной конторой дворца бракосочетаний.
После тех бурных дней осени 1956 года, вновь воцарились страх и безнадега, чтобы в 1968 на волне чехословацких событий вспыхнула вдруг (опять ненадолго) надежда, которая, как известно, умирает последней".