Во вторник, 15 июля, в Ужгороде скончался знаменитый художник Владимир Микита. Ему было 94 года. Заслуженный художник Украины (1975 г.), народный художник Украины (1991 г.), член Национальной академии искусств Украины (2004 г.) и лауреат Национальной премии Украины им. Тараса Шевченко (2005). Ученик корифеев Закарпатской школы живописи и ее классик один из последних. Создатель сотен работ, хранящихся в Национальном и художественных музеях по всей стране, в частных собраниях. В Ужгороде действует частный музей Владимира Никиты, где он до последнего времени проводил экскурсии и принимал гостей. Есть музей и при Мукачевском замке «Паланок».
Укринформ много писал о народном художнике. Впервые интервью с ним вышло на сайте агентства в феврале 2016, накануне юбилейной выставки по случаю 85-летия художника. Тогда Укринформ приобщился к поклонникам, поздравившим юбиляра именно в день его рождения.
Из публикации 2016 года:
ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО Я ЕЩЕ НЕ ЖИЛ
— Есть счастье, что пробились ко мне: все сейчас звонят мне на три телефона, я не успеваю брать трубку, так дочери помогают.
Удивительно, но по словам Владимира Васильевича понятно, что его это никак не нервничает, наоборот, художнику действительно жаль, что нет физической возможности ответить всем. Время – самая большая ценность для этого человека. Художник соглашается выкроить немного его для разговора с нами, приглашает в свою ужгородскую мастерскую.
Комната, где мы сидим за столом, стилизована под горницу в крестьянском доме.
— Я перевез сюда вещи из родительской хижины. Вот лампа, при которой я учился в гимназии и в училище, вот наш стол и порядок, вот колыбель, в которой меня выкачали.
Над столом – портрет пожилой женщины.
– Это – мама? – спрашиваем.
— Мамка, — провожает художник, с такой любовью исправляет, так ласково произносит это святое слово…
У художника хорошая привычка: обдумывает ли не каждое слово перед тем, как его произнести, а еще – чрезвычайно внимательно слушает. Редкость – как на наше время.
Художник-юбиляр только что вернулся из художественного музея им. Й.Бокшая в Ужгороде, где монтировали его выставку. Персональные выставки Владимир Никита организует редко, говорит, жалко это время. С его разговора – он жалеет его на все, кроме рисования. Этот ресурс использует очень предусмотрительно и экономно. Кроме рисования, говорит, времени не жалко только на семью, а еще – детские художественные выставки. Там нет фальши. Там истинное искусство.
Разговор начинаем о музее, который мастер создал своими силами.
— Работ в запасе имею на три экспозиции, на эту повозку все, кроме висящих в моем музее, их никогда не трогаю, — говорит художник. – Мне бы очень нужен большой дом, тогда можно будет показывать все картины, а так висит только 88 работ. Другие – «в фондах», составленные, ждут в свое время. В доме нормальная температура для их хранения, они не портятся.
Экскурсии в частный музей Владимира Микиты организуются часто.
— В последний раз приезжали из Моравии, Праги, снимали меня, делают обо мне кино. Часто приходят сюда студенты из ужгородского художественного института и колледжа со своими преподавателями. Также если в Закарпатье организуют какой-то пленэр – обязательно заходят ко мне. Экскурсии провожу сам, или дочь – в мое отсутствие. Поэтому всегда прошу посетителей сообщать о приходе – чтобы застали меня дома.
Таких примеров, когда художники сами создают свой музей – единицы. Среди известных художников подобные Пикассо и Дали.
— Но у них были целые замки, – говорит Владимир Микита, – а этот музей – моя попытка без всякой государственной помощи оставить память для своего народа, который я очень люблю.
— Юбилей для вас – это праздник или дополнительные заботы?
– Для меня это очередной этап, возможность проанализировать свою жизнь. Чем выше ты поднимаешься в творческих инспирациях – горизонт поднимается вместе с тобой, с новой высоты видишь новые просторы.
– С высоты прожитых лет?
– Нет, нет такого ощущения. Мне, напротив, кажется, что я еще не жил. Юбилеи очень быстро приходят. Кажется, 80-летие было вчера, а пять лет прошло… Знаете, в молодости я чувствовал, как уходят годы. Быстро или тянутся. А здесь пять лет – как через неделю. Очень удивительно. Ну и еще юбилеи для меня – это сложно, в том смысле, что нужно организовывать выставки. Везти работы в другие страны категорически отказываюсь, потому что жалею тратить на это драгоценное время, в которое можно рисовать. Поэтому не понимаю художников, которые ездят по миру, арендуют где-нибудь помещение в коридорах театра или в кафетериях, только чтобы выставить свои картины и чтобы кто-то купил. Это же сколько нужно потратить энергии, нервов, времени… Зато с радостью соглашаюсь на сборные выставки, когда государство отбирает картины разных художников, в том числе и за границу. Были такие ситуации, когда словаки приехали, упаковали, увезли, привезли, еще и каталог напечатали. Но государственным путём. Вскоре вот буду ехать в Киев.
– Откуда в 85 лет ощущение, что еще не жил?
— Знаю, что еще не создал картин того уровня, которого мне бы хотелось. Я как будто у меня есть все титулы, которые только существуют. выше ты поднимаешься в каких-то творческих инспирациях – горизонт поднимается вместе с тобой, с новой высоты ты видишь такие просторы – это бесконечность!
– Вас это огорчает?
– Нет, просто каждый раз хочется зайти еще дальше. Но в моем возрасте это уже не так просто. Проснешься – а за то время, что ты спал, минимум два-три течения новых появились в искусстве. Чтобы влиться в них и понять – невозможно. Столько названий – я запутался полностью в том! Но я не протестую. В мире другой темп, как был прежде, есть талантливые реализации в искусстве, но массово есть и бездарные мастера – творящие под маской искусства. Вот почему я сильнее всего люблю детские выставки. Они мне дают больше всего впечатлений. Посещаю все детские художественные выставки в городе. Потому что это космос. Чистосердечные вещи. Дети открыты сердцем, душой. У них нет фальши. Когда я вижу какие-то талантливые работы на выставках, то мне все художники кажутся лучше себя. И снова не понимаю, как дают моему творчеству такие высокие оценки, такие дифирамбы поют… Потому что я иногда этого не чувствую.
— До сих пор называете себя маляром?
– Да, маляр Никита. Называюсь так с тех пор, как в молодости еще посетил Италию и увидел работы Рафаэля, Микеланджело, в России – Рублева. Меня их творчество настолько поразило! Я увидел, что это рисовали не художники – то Дух Святой их руками. Потому что созреть таких вершин человеку невозможно. Рафаэль! В 30 лет такое нарисовать – сойти с ума можно! Это невозможно!
– Ваша главная картина написана?
— У меня нет ответа на этот вопрос… Я свои картины называю «детьми». Они мне очень дороги – потому что выкладываю себя до абсолютности. Поэтому даже когда в итоге выходит не совсем то, что планировал изобразить – люблю эту картину. Так как у людей есть дети калеки, но они их любят. Предлагают в Киеве сделать выставку, обещают увезти мои картины из всех украинских музеев. Радуюсь, потому что если у меня еще есть возможность увидеться со своими детьми?! Очень много композиций, где я изложил душу, сейчас по коллекциям разных музеев. Я давно их не видел.
Владимир Васильевич прерывает разговор, хочет угостить вином. Тем временем зажигает свою попу – он долгие годы неразлучен с трубкой. Говорит, в молодости был еще курильщиком. До трех пачек сигарет в день шло. А потом однажды услышал от одного искусствоведа, вернувшегося из Англии, что вскоре введут запрет на курение в общественных местах, мол, вот в Англии уже ввели.
— Так чтобы мне кто-то рассказывал, можно ли курить? Нет, мне диктовать не будет. Вот и решил бросить. Говорю жене: бросаю курить. Она смеялась: с такими запасами! Говорил, что это гостям буду раздавать. Так и было. После 30 лет стажа я бросил курить. Не курил 4 года. Противным казался даже запах дыма. А потом перешел на попу. Мне не хватало какого-нибудь предмета, который помог бы совершить ритуал перехода от творческого замысла к полотну. Так мы с трубкой и срослись… Я разве что сплю без нее и с женщинами целуюсь. Люблю также кубинские сигары – но они дорогие, по 15 долларов. Дороговато для бедного художника, – шутит Владимир Васильевич.
– Вы сами делаете вино?
– Нет, – смеется, – я бы тогда не рисовал. Быть виноделом и быть художником – одно и то же. Потому и вина хорошего так мало. Я покупаю вино от виноделов из Мужиева, годами у одних и тех же. Мой принцип отбора: никаких новых технологий, ни сок, ни грамма сахара и спирта.
Через три года после этой встречи в еще одном интервью Укринформу Владимир Никита рассказывал о своих работах, написанных в горных селах Закарпатской Верховины.
Из интервью 2019 года:
ПРОШЛОЕ КАЖДЫЙ ДЕЛАЕТ СЕБЕ САМ, Я СВОИМ УДОВОЛЕН
— Владимир Васильевич, в этом году зима – как никогда, снега много, мороз, что для Закарпатья в последние годы странность. Похожа ли ныне зима на зиму вашего детства?
– Она хороша в этом году, но все же не такая: снега тогда было не для сравнения больше! Как мы любили детьми в нем играть! Моим любимым видом катания были все же не санки, а корчели (коньки, – авт.). Тогда в Ракошине (долинное село на Закарпатье, – авт.) было много пойм у реки, и дорога в поле замерзала – кататься можно было во многих местах. Я очень хорошо упражнялся на корчелях, других детей учил. Даже потом, в Мукачево, когда в гимназии учился. Сейчас уже чуть ли не 20 лет, как не было на Рождество снега – или морось, или слякоть, сыро, болото… Но с другой стороны, учитывая мой возраст, это и к лучшему – потому что у 88 ходьба, знаете, не такая динамичная, как в 20 лет. Поэтому я теплым зимам сейчас и радуюсь.
Но снег люблю и любил всегда, особенно в горах. Я провел прекрасные зимы в горах, часто ездил туда на творческие вылазки с мольбертом, очень любил это делать зимой. Понимаете, когда зима, то деревенские люди сидят дома: или прядут, или ткут, или мастерят что-то, у них есть время, чтобы пообщаться. Тогда ты изучаешь психологию горцев, фиглярство (шутки – ред.), делаешь зарисовки… Насыщаешь себя и творчески, и духовно. Я помню, как у прядильниц были когда-то очень хороший такой сохтаж (обычно, – ред.) – провожать зиму. Они так хорошо пели, для меня это было удовольствие очень большое! В сущности, при таком общении у меня и фигуративные композиции мысленно сразу возникали, а потом становились известными картинами. Уж не был в такой ситуации лет десять, представьте себе. В последний раз ездили из светлой памяти Золтаном Мичкой (закарпатский художник – авт.), он был моим другом по духу и многократным компаньоном на этюдах. В те времена мои поездки уже были короткие, потому что жена была лежащая более 10 лет, я за ней ухаживал. Так я договаривался с кем-то на неделю, и мы ехали, ходили и творили. С последней поездки привез тематику оползней. А еще — социальную тему заработков, тогда же написалась картина «Всем оставлена», о старой женщине, которая была сама дома, потому что все родные по заработкам. Также Кошара – оттуда, из той последней поездки.
– Если смотреть на мир с высоты ваших лет, каким он кажется?
– Довольно печальным, знаете. Мир меняется с бешеной скоростью, но я бы не сказал, что к лучшему. Вроде бы новые технологии приходят, то якобы должно быть очень полезно для жизни и для комфорта, но одновременно теряется гармония с природой, с животными, с космосом.
Люди другие сейчас, не такие, как раньше.
– В чем та разница?
— Лживые. Очень редко можно найти теперь кого-нибудь, чтобы довериться в беседе. Или еще – когда человек раскрывается, часто тебе это неприятно, потому что видишь его внутренность. Такая духовная деградация пошла, и она не только у нас, это повсеместно! Знаете, в 1989-м году я нарисовал образ «Возраст Антихриста» – такой отвлеченный, и нарисовал его не просто так, в Библейских откровениях упоминается, что именно XXI век будет веком Антихриста. В сущности, так оно и есть. Посмотрите, какой мир напряжен – вдоль и поперек, он на грани войны. А еще у меня не исчезает ощущение, что Антихрист существует во плоти на Земле, в одной великой державе.
– Нашого соседа имеете в виду?
– Да. Оттуда ждать каких-то положительных изменений даже и в уме нет! Тем более что это потомки Чингисхана, их успокоить нельзя, целый мир их боится! А во-вторых, анализирую новости и вижу, что Бог нас наказывает, потому что от таких катаклизмов, как в последнее время происходят, страшно! Если планета в таком напряжении, то война может и не произойти, знаете, потому что никому будет… Поэтому мне кажется, что нам всем стоит сейчас глубоко осмыслить дальнейший путь и быть готовым ко всяким случаям. Я от будущего радости немного жду.
– Часто думаете о том, как оно будет?
– Думаю. И тоже не понимаю деяний человеческих. Мы планируем то, что безумно само по себе: меня смешит, что люди столько средств вкладывают в то, чтобы колонизировать Марс. Это огромные капиталы, миллиарды долларов. Почему бы эти деньги не вложить для того, чтобы спасти нашу планету сейчас? Мудрости нет.
У меня есть правнуки и очень о них сокрушаюсь. Это люди, совершенно не связанные с жизненными процессами вокруг. Они хоть когда-нибудь корову погладили? Контакта с природой нет, они не хотят знать, как появляется из цветка плод, покупают его в магазине. Человек отдаляется полностью от живого окружения, природы, животного мира. А это катастрофа.
— А довольны ли вы тем прошлым, которое у вас было, той эпохой, в которой выпало жить?
– Прошлое каждого зависит от стиля жизни самого мужчины. Свою жизнь человек сам себе строит. У меня есть мировоззренческая система, я ее придерживаюсь, поэтому у меня было то прошлое, которое я сам себе сделал. Были ситуации жизненные очень сложные, я из них терпеливо выбирался и жаловаться не имею права ни на кого. Если что-то было не так, то только я в этом и виноват.
Говорят, что к высотам ведет тернистый путь. У меня он был тернист. Я никогда не любил поддержки – с детства до сих пор. После войны в художественном училище из дома даже сала не брал. Разгружал вагоны с углем, стенгазеты рисовал, зарабатывал, как только мог, даже играл в оркестре по сельским клубам, отражал ритм на ложках.
Зато всегда любил красивых девушек, дружил одновременно с несколькими. Эрдели, во дворе которого я работал, как-то заметил: «Митейка, а то кто вас там ждет?» — «Это девушки, что я с ними дружу». – «Ждите, как: с четырьмя сразу?» – “Нет, говорю, еще пятой нет”.
Все эти девушки были из хороших интеллигентских семей, но женился я наконец на круглой сироте. Это был сознательный выбор, один из самых правильных в моей жизни. Мы с женой начинали из дома без мебели, а вместе приобрели все, что есть. Мы прожили уникальную жизнь!
— Вашей жены нет уже несколько лет, а у вас на пальце всегда обручальное кольцо. Давно хотелось спросить: вы носите ее в память о ней?
— Я бы даже в уме не должен это снять! Она заслужила!
— Что она для вас означает, это кольцо?
– Я же венчался! Тайно, в Нелипине нас обвенчал отец Бокотей, который только что вернулся из ссылки (художник на мгновение умолкает, ему на глаза обращается слеза, – авт.). А в последние годы жена болела, я за ней ухаживал, обслуживал. Это не какая-то похвала, нет, потому что она за свою преданность и любовь ко мне заслуживала в сто раз больше! На что она была способна, на какое пожертвование – что-то невероятное! Она для меня была музой, женой, советником, товарищем, поддержкой… Всем! Были такие моменты, когда мы оставались совсем без денег. Меня тогда как раз исключили из Союза. У меня было 5 рублей в кармане, прихожу, раздавлен, домой, и говорю: “Иду в горы рисовать!” Она дает мне кусок солонины, и говорит: «Езжай и не печалься, здесь все будет в порядке». Жена тогда в декрете была – как раз вторая дочь родилась, так она ночью шила бюстгальтеры, сдавала на швейную, и потому жили. А я пошел в горы рисовать, там у людей что-то заработал, чтобы прокормиться, а за 10 дней нарисовал много работ. Потом стало легче. А она терпеливо ждала, никогда не падала духом. Мы в гармонии были всю жизнь.
— Вы верующий, церковный человек… Скажите, что такое Бог? Как вы его ощущаете в своей жизни?
— Я чувствую Бога постоянно и повсюду – даже в маленьком листочке, в цветочке. Уверен, что все наше окружение – это Бог. Поэтому я без Него не бываю. Это моя трактовка, поэтому быть фальшивым в какой-то детали – это уже грех. И еще – мы там выше с вами говорили о любви. Так вот она должна наполнять все пространство вдоль и поперек, не смеет быть места ненависти. Да, есть много зла, есть злые люди, но зачем их ненавидеть? Их нужно жалеть, потому что они уж очень несчастны – тем, что злы. Они уже наказаны. Меня часто спрашивали, почему я не критикую бездарность. Объяснял, что нечего критиковать, потому что у него нет таланта, он уже и так наказан, зачем мне еще раз делать ему больно?
— А есть ли в жизни такое, что вы не сделали и сожалеете об этом?
— Жалею, что мало написал. Честно говоря, я всегда не имел на творчество столько времени, сколько хотелось бы – была работа в Союзе, выставки, поездки в поиске талантливой молодежи, работа с самодеятельными художниками… Это все мешало творчеству, поэтому я иногда даже удивляюсь, что успел хоть то, что успел. Но радуюсь тем, что помог пробиться многим талантливым людям из районов области. Это хорошо, что они заняли свою нишу. Это хорошая плата за то, что я так и не успел.
Наше последнее интервью с Владимиром Никитой вышло на его 94-й День рождения, 1 февраля 2025 года. Несмотря на пережитый инсульт, художник почти каждый день работал в мастерской.
Из публикации 2025 года:
МОЯ ЦЕЛЬ ВСЕГДА – ТВОРЧЕСТВО
Договариваемся о встрече именно в его мастерской – он каждый день приходит сюда как на работу. Правда, больше не ездит по Ужгороду на своем извечном синем «жигуле» – несмотря на звание и состояние, академик десятки лет пользовался одним авто, никогда не менял его на престижную иномарку. Не имеет пиетета и к другим предметам роскоши – в его квартире никогда не было евроремонта, предпочитает сельскую пищу, причем, пока мог, готовил ее сам. Эта жизненная позиция с определенной аскезой – неотъемлемый штрих к автопортрету Никиты. Главное, что его интересует в жизни – творчество.
Последние два года эту возможность художник борется за свое тело: все труднее долго стоять перед мольбертом, управлять руками, особенно после инсульта, видеть – из-за давней проблемы с глазами. Впрочем, он продолжает создавать картины и принимает участие во всех выставках, которые проходят в Ужгороде. Но даже вне его. В последнее время Владимир Микита рисует в основном пастелью. Создает тот пропавший для нас, современный, традиционный закарпатский мир, присущий представителям Закарпатской школы живописи: сельские дома, горы, предметы традиционного быта…
Интересуюсь у художника, что является предпосылкой для начала работы: настроение, здоровье и хорошее самочувствие, идея?
— В первую очередь должна быть идея, замысел. Тогда начинается процесс. Во всяком случае, это не случайность. Раньше у меня был определенный режим, который я годами соблюдал, по которому работал. Должна быть цель жизни, при которой формируется программа, все твои жизненные процессы. Моя цель всегда – творчество. Но теперь режим, при котором есть возможность ежедневно работать, трудно соблюдать из-за немощности тела. Это очень сложная ситуация для меня, я себя не узнаю.
Художник говорит, что тяжело ежедневно бороться за творчество со своим телом.
— Мне тяжело, потому что я при таком не жил. Я соперничаю со своим телом. Оно меняется до неузнаваемости, по всем направлениям: слабеет зрение, исчезает сила в руках и ногах. Инсульт, знаете, – дрянная болезнь. Она притупляет все ощущения, – делится академик.
Владимир Васильевич переходит на приглушенный голос:
— Признаюсь вам, что теперь я в основном рисую во сне. Действительно, очень часто снится сам процесс, картины, отчетливо вижу сюжет и даже краски. Иногда, если удается запомнить сон, я беру эти идеи и что-то воплощаю в реальности. Иногда бывает такое, что во сне приходит решение о работе, над которой в это время работаю, тогда тоже доделываю так, как увидел, – рассказывает художник.
Спрашиваю, как можно рисовать, когда не видишь четко предметы.
— Я действительно четко не вижу – все как в тумане. Здесь много помогают дочери. К примеру, если нужно разобраться с тоном краски, то спрашиваю их совета: «Какой именно это зеленый?». Дают то, что нужно. Поэтому теперь преимущественно работаю с пастелью – это дает больше свободы при моем зрении. Но я рисую, как слепой, – это факт! Когда Бетховен писал музыку, которую не слышал. Я в несколько похожей ситуации, – говорит Владимир Никита.
— А как понимаете, что все, это последний штрих?
– Работа готова тогда, когда у меня формируется ощущение: или еще чего-то не хватает, или уже все, можно рамировать.
В заключение не могу не спросить академика советов, как дожить до 94 лет и быть в форме настолько, чтобы проводить персональные выставки в столице.
– Знаю, что у вас десятилетиями была отработана определенная система физических упражнений. Или в этом весь секрет?
— Да, я каждое утро годами, десятилетиями подряд начинал с зарядки и обливания холодной водой, тоже придерживался определенного режима в еде. Теперь тоже частично выполняю это: после инсульта не мог поднять ведро с водой, но мы решили вопрос – меньше набирали воды. Физические упражнения, которые могу выполнить – гимнастика, дыхание, элементы йоги – все дает свой эффект. А главное – творчество. Я это все делаю, чтобы рисовать дальше. Не представляю, как это жить и не рисовать!
Татьяна Когутич, Ужгород
Фото автора и Сергея Гудака