Михаил Заяц: «Мечтаю, чтобы мои работы попали в Закарпатский художественный музей»

27 октября Михаилу Зайцу исполнилось 84 года. Уникальная судьба закарпатского художника — родился на Перечинщине, вырастал на
Ужгородщине, образование получал в Ужгороде и Москве, а большую часть своей жизни провел в Одесской области. На берегу Черного моря в
живописной Санжийци доживает свой век закарпатский художник, который стал единственным нашим земляком, представленным в большом кино.
    17 лет проработал Михаил Заяц художником-постановщиком на Одесской киностудии, выпустив в свет 14 фильмов. Среди них такие известные,
как «Вертикаль», «Белый взрыв», «Наш честный хлеб» и другие. Но на этот раз мы разговаривали с господином Михаилом не о кино, а о его живописи,
любовь к которой он сохранил на всю жизнь, ведь был учеником Эрдели и Бокшая.
    — Господин Михаил, как бы вы охарактеризовали ваше творчество?
    — Мы, хоть учились во Всесоюзном государственном институте кино в Москве, все готовились стать живописцами. Никакой кинематограф мне
тогда и не снился. Ба, даже имея работу на киностудии, без этюдника никуда не ездил. Некоторые режиссеры упрекали, что, мол, не на них работаю. Но
я всегда украдкой находил время для рисования.
    Работа на киностудии давала какую-то стабильность, гонорары, надежду на получение жилья. Немало вопросов надо было решать в пользу
семьи. В этом себя виню. В жизни нужно чем-то рисковать, жертвовать, если хочешь иметь достойные результаты. Вот я своей мечтой и пожертвовал
ради материального благополучия, быта, благосостояния семьи, ребенка. Это драма каждого мужчины в жизни. Один более решительный и упорствует —
от и до. Я, наверное, не такой. Хотя впоследствии доказал, что тоже на что-то способен.
    — Вы говорили, что нарисовали свыше трехсот картин …
    — Правду сказать, я их не считал. Рисовал постоянно. Работы массово шли в люди. Порой и необдуманно их раздавал. Потому что не надеялся,
что в этом деле достигну какого-то большого результата. Этюды у меня просто пачками забирали: то посмотреть, то кому-то показать. Так они и
оставались неизвестно где — без фамилии и адреса. Уже будучи в Санжийци, сложил свои работы на чердаке. Они намокли, и немало пришлось
выбросить. Хотя дома и сейчас имею больше сотни своих полотен.
    — А как сами оцениваете свое искусство?
    — Меня всегда грызли сомнения. Я и по десять раз переоценивал то, что нарисовал. Не всегда было с кем посоветоваться.Только выставки
помогли вернуть веру в себя. Только в семьдесят лет я смог организовать первый персональный показ. Меня приняли почетным членом Одесской
организации Союза художников Украины. Это была высокая оценка.
    — Знаю, что был большой перерыв в вашем творчестве …
    — После сотрясения мозга у меня начался тремор правой руки. Двадцать лет потратил на то, чтобы врачи вернули ей стабильность. Употребил
кучу лекарств. И только через два десятилетия пришел к мнению, что можно работать обеими руками (левой поддерживая праву), и так смешивать
краски и класть их на полотно. Самой левой работать не получалось. Меня это пугало. Видел, как калеки рисуют ногами, но …
    — Что думаете о творчестве закарпатских художников?
    — Я был оторван от Закарпатья. Лишь раз в несколько лет мы виделись с Владимиром Никитой, моим однокурсником. Поэтому знаком
преимущественно с его полотнами. Мне более известные одесские художники. Имел возможность бывать на выставках, поэтому имею лучшее
представление, как развивалась местная школа живописи.
    — А чем закарпатские художники отличаются от одесских?
    — Разница большая. Одесситы имеют мощную художественную школу, которая была основана более века назад. Учредитель — Костанди —
великий передвижник, гений одесской школы, который влиял на всех маляров, хотя его уже давно нет. Закарпатская традиция — больше работать
живописными факторами, в ней не так глубоко затрагиваются какие душевные проблемы. Это касается и тематики. Я знаю художников Закарпатья, у
них учился. Это была большая когорта, которая и доныне влияет на живопись Серебряной земли. Но мне кажется, что глубже в душе человека, к
раскрытию сущности природы все же одесская школа.
    Закарпатские художники имеют вечный мотив — горы! Но эту красоту нужно каждый раз разрабатывать с новыми нюансами.
    — Но даже в альбомах одесская школа выглядит разнообразнее …
    — К сожалению, при советской власти была заидеологизированная система. Теперь появились новые оковы — деньги. За них вас
разрекламируют, дадут место в престижном журнале. Поэтому не стоит судить только по каталогам. Надо ходить на выставки.
    Но одесские художники действительно разнообразны: в тематике, технике, композиции. Так как они менее скованы внешней красотой природы,
чем закарпатцы. Это миллионный город, он очень пестрый. Здесь масса различных влияний — национальных, культурных, духовных. Одесса более
космополитическая по сути. Здесь еще настойчивее внедряют современные подходы — отход от предметной живописи. И дельцы от искусства, которые
проталкивают формалистические взгляды, — не имеют перспективы.
    — А вы себя к какой школе относите?
    — Я испытал большое влияние Москвы: и на формирование художественного мировоззрения, и на все, что связано с рисованием. Шесть лет
учебы во Всесоюзном государственном институте кино не могли миновать впустую. Мы активно ходили на выставки, которых в Белокаменной —
множество. Хотя там была идеология, но были и великие мастера — Герасимов, Пименов. Школа этих выдающихся мастеров имела на меня огромное
влияние. А отношу себя к импрессионистической-реалистической школам.
    Одесская школа сохраняет импрессионистические традиции. На Закарпатье не знаю, сохранилось ли это. Импрессионизм сделал большой
переворот в отношении художника к цвету, форме, природе. Он и сегодня развивается. Поэтому это искусство мне больше импонирует.
    — Но мне кажется, что четыре года, проведенные в Ужгородском училище прикладного искусства, тоже не прошли для вас даром. И
закарпатский след очень заметен на ваших полотнах. Это и открытые цвета, и реалистическая манера, и простая тематика. Главный ваш жанр —
пейзаж, как и в большинстве закарпатцев. Ваши работы мне напоминают Глюка.
    — Я Глюка боготворил! Хотя творчество его хорошо не знал, лишь эпизодически. Поэтому не мог быть его последователем. Если что-то и есть
подобное, то чисто интуитивно. На уровне восприятия мира. Он у меня не преподавал. Нас учили Бокшай, Эрдели, Манайло, Контратович. Интересно,
что во многих была возможность перенять их методы. Но ярких последователей так и не появилось.
    — Что думаете о художниках вашего поколения? Ведь на курсах вы учились вместе с Владимиром Никитой, Павлом Балло, Елизаветой
Кремницкой…
    — Наибольшее среди нас добился Владимир Микита — большой мастер, труженик, который имел четкую программу своего развития еще с
училища. Он ее постоянно продвигал и смог сделать большой шаг вперед. На это способен только мужественный человек.
    — Что будет с вашими произведениями?
    — Сложный вопрос … Видимо, растворятся, как капля в море. Растянут, разойдутся. Не имею наследника, который бы мои работы удосужился
хотя бы сохранить, донести до зрителя. Сейчас смело могу сказать, что у меня есть картины, которые волнуют, где я смог задеть тонкие душевные
струны. Эти полотна хотелось бы сохранить, чтобы они делали людей светлее, добрее. Мечтаю, чтобы они попали в Закарпатский художественный
музей.