Теплота и сердечность… Из переписки Андрея Коцки с известными художницами (ФОТО)

Мы совершенно перестали писать друг другу письма. Эпистолярный жанр уходит из нашей стремительной жизни. Мир мобильных телефонов и Интернета поглотил удивительно теплую и сердечную часть нашего бытия. Поразительно, но дивные чувства бередят душу, когда в твоих руках оказывается пожелтевший листок бумаги, на котором кто-то кому-то писал широким размашистым или мелким неразборчивым почерком о своих мечтах и чаяниях, надеждах и проблемах. 

Уже давно нет в живых этих выдающихся людей. Но их эмоции продолжают волновать всех тех, кто имел счастье прикоснуться к переписке талантливых художников, нашедших свой путь в искусстве, составивших славу мирового, российского и украинского искусства. И при этой своей значимости они продолжали оставаться заботливыми, внимательными, вдохновенными людьми, способными простить, поддержать, подставить друг другу плечо в трудную минуту, проявить участие и оказать помощь и поддержку. Это были дружеские, профессиональные отношения, без намека на высокие романтические чувства между мужчиной и женщиной. Но именно эти письма дают нам, живущим в е

совершенно другую эпоху, когда отношения между людьми поглотила меркантильность, возможность ощутить теплоту и сердечность взаимоотношений, которые помогали выжить и творить.

Хотелось бы познакомить уважаемых читателей с теми, чей творческий и жизненный путь уже завершен, но их духовное наследие радует своим оптимизмом и, по сути, продолжает жизнь своим создателям.

Сегодня речь пойдет о переписке трех известных художников двадцатого века, века минувшего. Это — Екатерина Федоровна Белашова – скульптор, народный художник СССР, человек о творчестве которой писал выдающийся скульптор С. Коненков: «Ее произведения согреты любовью к человеку, отражают подлинно человеческие стремления к свободе и вдохновению».

Еще одним автором и адресатом переписки была Татьяна Ниловна Яблонская, народный художник СССР, действительный член Академии художеств СССР, лауреат Государственных премий СССР, обладательница почетных званий и многих наград, сохранившая свою добрую искреннюю сущность и в жизни и в творчестве до конца дней.

Центральным звеном в переписке был Андрей Андреевич Коцка, народный художник Украины, певец земли закарпатской, ученик великого А. Эрдели.

Обе женщины не имели непосредственного отношения к нашему краю, они принадлежали к разным художественным школам и направлениям в искусстве, приезжали сюда в творческие командировки, знакомились с закарпатскими художниками, посещали их мастерские, выезжали на совместные пленэры.

pid_chas_vizitu_k_f_belashovoyi_ta_grupi_moskovs_kih_i_kiyivs_kih_hudozhnikiv_na_zakarpattya_1965

Во время визита К. Белашовой и группы московских художников

Обе сохранили в душе прекрасные воспоминания об этих встречах, о нашем крае, и старались, используя свое влияние в искусствоведческих кругах, познакомить общественность СРСР с творчеством художников Закарпатья.

Переписка со скульптором Е. Ф. Белашовой, секретарем Правления Союза художников СССР, длилась до самой смерти Екатерины Федоровны. В ней были и поздравительные открытки по случаю праздников, и письма с откровенными высказываниями, дружеская поддержка и ободрение, рассказы о творческих исканиях, жалобы на здоровье и неуверенность в собственных силах.

Слова искренней поддержки мы читаем в письмах Екатерины Федоровны, адресованные А. Коцке: «Дорогой Андрей Андреевич! Я тронута Вашим вниманием ко мне и искренне желаю Вам возвышенного состояния души и творческого напряжения воли. У Вас есть все, только нужна сосредоточенность, когда ничто не сможет снять с Вас творческой решимости и твердости. Умоляю Вас, пренебрегайте мелочами. Пусть они отходят от Вас, как я говорю, не отдавайте душу на съедение воробьям. Сердечный привет. Ваша Е. Белашова». (04.07 1966).

Через два года состояние Белашовой резко ухудшилось, и Коцка получает из Ессентуков, где она проходила курс лечения, следующие строки: «Дорогой Андрей Андреевич! Кланяюсь Вам словами ласковыми и сердечным приветом. Я лечусь от всех болезней – устала я очень за год – он был очень трудный и напряженный, конечно, сахарный диабет не любит усталости. С сахаром стало значительно хуже… Вспоминаю Ужгород – Вас, Микиту. Мне было хорошо с вами. Кланяйтесь им. Желаю Вам счастья, полноты творческой жизни. Ваша Е. Белашова».

Письмо датировано 1968 годом — ей оставалось всего три года жизни. В 1971 году Екатерины Белашовой не стало, судьба отмеряла ей всего 65 лет. Как завещание прозвучало ее последнее письмо к Коцке. Тяжело больная, она нашла в себе силы, чтобы сказать важные для Андрея Андреевича окрыляющие слова, дарующие вдохновение и уверенность. По существу, эти слова были признанием, оценкой, которую один выдающийся художник дал творческим возможностям другого.

29 мая 1968 г. «Дорогой Андрей Андреевич! Грех будет перед талантом Вашим, даром природы, если Вы не перешагнете отдельные обиды и не сосредоточите себя в искусстве, в творчестве на проникновение в красоту и величие жизни. Вы можете совершить творческий подвиг и для этого есть в Вас главное – душевная сила и мастерство, и совершенно юношеский талант. Ваша Е. Белашова».

Вглядываешься в выцветшие от времени строки, ловишь себя на мысли, что начинаешь переживать давно ушедшие события и лучше понимать, какие серьезные проблемы стояли перед закарпатскими художниками в то непростое время.

t_yablons_ka_v_koli_zakarpats_kih_hudozhnikiv_1950_h_rr

Т. Яблонская в кругу закарпатских художников, 1950-е годы

В 1951 году Т.Н. Яблонская писала А.А. Коцке: «Здравствуйте, Андрей! Не знаю, застанет ли Вас мое письмо в Киеве, может быть, в это время Вы уже уедете в Москву. Я очень рада, что оргкомитет всех вас посылает на творческую базу. Не знаю только как с Борецким относительно Гурзуфа – еще не решили. Наверное, его там оставят. Вообще в оргкомитете такое мнение, что в первую очередь посылать художников из западных областей. Так что вам отказа никогда в этом не будет. Если, вопреки ожиданиям, Борецкого не оставят сейчас в Гурзуфе (эта база в основном организована для маринистов), то ему можно будет поехать либо в Сенеж, либо в Майори (курортная зона на Рижском взморье, продолжение Юрмалы – авт.), куда он захочет в любой следующий срок.

Я б очень хотела, чтобы Вы по дороге в Москву хоть на денек остановились в Киеве… Поговорили бы о том, о сем. Сходили бы в музей… Вы обидите меня, если проедете мимо и не захотите встретиться. Я очень за вас всех болею и всем вам от всего сердца желаю самых больших успехов, всех вас считаю своими друзьями.

Если у вас есть хорошие работы, не захватить ли Вам их с собой, чтобы попробовать сдать в Москву на выставку? Предварительно показать кому-нибудь. Да, и здесь посоветуемся. Подумайте об этом. Было бы очень хорошо, если б удалось сдать в Москву на выставку.

Очень интересуюсь, как работает ваше новое правление. Оживилась ли творческая жизнь? Работает ли студия рисунка? Что делает Эрдели? Что делают все товарищи? Я бы так хотела, чтобы ужгородцы дали, как говорится, класс!

Недавно я купила в комиссионном магазине натюрморт Эрдели. Я так обрадовалась! Для меня это был очень счастливый день. Натюрморт типично эрделевский, красивый очень по краскам. Все-таки без красок нельзя — они должны гореть, сиять. Жду вас всех. Ваша Таня».

Теплое отношение не только к Андрею Андреевичу, но и к другим художникам закарпатской школы живописи чувствуется у Т.Н. Яблонской в разные годы этой длительной переписки, но особенно эта сердечность и забота сквозила в письмах середины 1950 годов.

«Здравствуйте, Андрей Андреевич! Хочу от всей души поздравить Вас с успехом Вашего нового портрета. Вчера было последнее заседание выставкома – принимали новые работы и отбирали на московскую выставку. Просмотрели работы, присланные от Вас. Вот портрет девушки в национальном костюме единогласно решили отправить в Москву. Он всем очень понравился, говорили о том, что Вы очень быстро идете вперед….

С Эрдели опять беда. Только Вы ему как-нибудь помягче скажите. У него решили принять один пейзаж с озером, квадратный, но с тем условием, если он его несколько доработает, сделает более реальным. Вы ему помогите. Мне так жалко Адальберта Михайловича. Я с Пащенко вчера пустили в ход все свои ораторские способности, чтобы настроить выставком в его пользу, но голоса разделились как раз пополам. Пейзаж решили отправить ему назад для доработки. Как бы я хотела его как-то морально поддержать. Болит у меня душа за него».

na_pleneri_z_g_m_glyukom_t_n_yablons_koyi_1948

На пленере с Г. Глюком, Т. Яблонской, 1948 г.

Можно только представить себе, какую горечь испытал А.М. Эрдели, когда получил присланный  выставкомом «для доработки» пейзаж. Художник с европейским именем, который еще в 1923 году выставлял свои работы в одном из престижнейших выставочных залов мира, в “Стеклянном дворце” Мюнхена, должен был выслушивать мнение обезличенного выставкома. И тем более ценно то сердечное, бережное отношение Татьяны Ниловны к Адальберту Михайловичу, которая прекрасно понимала, каков уровень таланта художника и насколько несправедливо отношение вышестоящих чиновников от искусства к нему.

В этом же письме она стоически описывает свою творческую неудачу, которая получила огласку в центральной украинской прессе: «… За картину меня ругали на обсуждении, о чем Вы, наверное, читали в “Правде Украины”. Со многими замечаниями я согласна. Стараюсь теперь в оставшиеся несколько дней сделать все, что смогу.

Картина Борецкого висит и, кажется, закуплена. Я очень рада за него. Способный он человек.

Жаль, что ничего не дал Свида. Работает ли он сейчас творчески? Как у вас сейчас дела в Союзе? Кто как живет, что делает, как себя чувствует? Пишите. Передайте привет “усім хлопцям”. Обязательно как-то помогите Адальберту Михайловичу закончить его пейзаж с озером. Ваша Т. Яблонская» (1953 г.).

В черновике письма Татьяне Ниловне Яблонской Андрей Коцка писал: «Дорогая Татьяна Ниловна! Прошу прощения, что я на два Ваших очень хороших письма ничего не ответил… Вы такие хорошие вещи мне написали. Вас обрадовало то, что может быть эти последние мои работы немного стали лучше и Вы сразу же спешили мне написать об этом и передать мне Вашу искреннюю радость. Спасибо Вам за это. А мне, Татьяна Ниловна, очень стыдно за себя, я очень переживаю за свои работы, иногда вижу свои недостатки, а лучше сделать еще не могу. Правда последнее время я часто болел. Что-то сердце у меня испортилось. Да были у меня и иные трудности. 

Но часто мне кажется, что основная беда не в этом, а в том, что у меня совсем нет или очень мало таланта и, может быть, я только люблю немного это дело. Но ничего, теперь снова красивая весна начинается у нас, я соберусь и сделаю что-то лучше прежнего.

Дорогая Татьяна Ниловна, мы с Глюком в начале февраля, когда возвращались из Москвы, остановились в Киеве, чтобы увидеться с Вами, чтобы поговорить с Вами, но Вы уже тогда выехали в Москву на обсуждение выставки.

Татьяна Ниловна, несмотря на то, что Вы, может быть, и не успели написать так, как Вы бы могли, наше искреннее мнение, что Вы принадлежите к тем очень немногим художникам у нас, у которых есть свой язык и высокий вкус художника, и мы твердо верим, что именно Вы еще напишете целый ряд больших, очень хороших “своих” работ.

Мы всю зиму очень ждали, Татьяна Ниловна, что Вы приедете к нам, поработаете с нами. Действительно, очень хорошо бы было, если бы теперь весной или летом могли приехать…» (1/04/1953)

Всего несколько пожелтевших листов бумаги, а какая буря эмоций открывается перед нами, сколько событий, проблем, сколько человечности и тепла излучают эти строчки! Можно только поблагодарить Андрея Андреевича за то, что он так бережно сохранил эти письма.

Переписка еще долго не прерывалась. Фактически, она закончилась с уходом в вечность Андрея Андреевича в 1987 году. Все это теперь история нескольких писем, объединенная в одну. Нет отправителей. Нет адресатов. Есть только музейные экспонаты, которые посвятили нас в историю давно ушедших дней и событий, когда все были живы, творили, надеялись, поддерживали друг друга и, при всех бедах и проблемах, по-своему были счастливы и умели сделать счастливее других…

Будьте першим, додайте коментар!

Залишити відгук