Сказка о домовых, ворчливых бабушках, короле города длинношеем винограде

Жила-была улица. Старая ужгородская улица на левом берегу. Дома на ней стояли низенькие-низенькие и длинные, как будто худые; но всё равно симпатичные, потому что не просто так коробкой выстроены. Их обрамляли деревянные питвари, как в простых закарпатских сёлах. Это веранды такие, вдоль дома. Поддерживали питвари деревянные балки, на которых нахлобучились, как кепки, треугольники шиферных крыш, чтобы дождь и снег внутрь не попадал. К балкам относились не просто так, как к простым деревяшкам, а с уважением и украшали незатейливой резьбой. Длинные дома стояли, словно в кружевных фартуках, нарядные, простенькие, сияли чистыми окнами и, казалось, что они смотрят на улицу с изумлением и во все глаза.
Чтобы дворы были не скучные, весной в них сажали цветы. Цветы пахли конфетами, вся улица пахла конфетами, просто благоухала: мятными, барбарисками, монпансье из железных коробочек, подушечками. В сентябре во дворах поспевал виноград – главный конкурент цветам. Он доминировал над всем и очень этим гордился. Король по имени Длинная Шея. Ветер разносил пьянящие запахи изабеллы по всему городу, гнал их через мост в центр и на другую сторону речки. И если кого-то когда-то спрашивали, чем пахнет Ужгород, он, не задумываясь, отвечал: «Виноградом».
Осенью в питварах развешивали гроздья карминных перцев и охристых кукурузных початков, потому что все мы любим горький перец. Как без него бограч сваришь? Кукурузой кормили кур, которые важно ходили во дворах, поросших мелкой солнечной ромашкой и громко кудахтали. Вся эта красота росла в маленьких ухоженных огородах. 
В каждом домике на чердаке жили добрые домовые. Они охраняли своих хозяев от недоброго глаза, но хозяева об этом даже не догадывались. Домовой – тайна дома. Его никто не видит, никто не знает, но он присутствует. Иногда домовым становилось скучно или просто холодно на чердаках. Тогда они спускались в комнаты и прятали ножи, вилки, ложки. Была у них лёгкая непреходящая страсть к блестящим предметам, и что греха таить, просто хотелось поиграть. Хозяева сбивались с ног, искали домашнюю утварь. Домовые, натешившись, подбрасывали предметы, будто ничего и не случилось, да так, чтобы они лежали на самых видных местах. Люди удивлялись, ничего не понимали. Только старушки ставили по углам миски с молоком и что-то шептали себе под нос.Они знали – шалунов надо ублажать.
Домовых на улице было много. Один дом – один домовой. Однажды ребята решили объединиться в профсоюзы, чтобы защищать и помогать старым людям. Каждый день они видели, как бабушки сидели в питварах и грелись на солнышке. Ещё общипывали кур и уток, копались в огородах и постоянно ворчали, потому что бабушки просто обязаны ворчать, на то они и жизнь прожили, обо всём знают, всё забывают, под ногами путаются.
Что такое профсоюзы никто из них не знал, просто слово, подслушанное у людей, понравилось. Буква «ф-ф-ф» шипела, как уличные коты, и напоминало по звучанию их длинные изогнутые хвосты. Ох, уж эти романтические натуры! Всегда что-то выдумают непонятное.
В начале улицы стояли два больших, красивых дома. Домовые в них ютились, как в общежитии, и им было плохо. Они подговорили остальных членов профсоюза уйти и поселиться в больших и красивых домах, что напротив. Люди поживут-поживут, затоскуют, поймут, что им что-то не хватает и построят новые прекрасные дома с башнями и башенками, сказочными шпилями. И как только это сделают, домовые сразу же вернутся в новые комфортные условия. Теперь все абсолютно невидимые существа смотрели с левого берега на правый, и наслаждались видом зданий, что по ту сторону реки. Действительно, очень красиво. И они ушли. Все, как один. Ради прекрасного будущего своих хозяев. Никто не знал, что тех, кто строил там, на другом берегу, давно уже в городе нет. Новые хозяева были совсем другими. С виду, как все, а внутри не такие. Чего-то там у них не хватало. Обрубки они и есть обрубки. Одна старушка, сидя в питваре на скамеечке, рассказывала внуку: причина в том, что новые власти города не изучали в школе древнегреческий. Внук сильно удивлялся. Зачем вообще помнить о мёртвом языке, но бабушка настаивала. Древнегреческий звучит, как море: плещется, нарастает, колышется, баюкает. Море – это мечта, сила стихии, вдохновение, праздник, счастье, горизонт, дерзание, бескрайние просторы. Моря соединяются с океанами, выходит бесконечно. Та-та-та, та-та-та, та-та-та. Гекзаметр называется. В нём вся тайна эллинов. Мы же по сути их потомки. Если нет, то откуда вся наша цивилизация, Господи прости? Кто его, моря, не слышит в себе, тот и не человек вовсе, только сверху. Внутри полый. Требуха, конечно, есть, но как у куклы. Чтобы распознать, надо по голове постучать, тогда звук пойдёт, как из пустого ведра. Это у тех, кто древнегреческий не изучал. У остальных всё нормально будет. Но кто же даст себе по голове стучать? В этом вся сложность и заключается. Новые наполнены цитатами и лозунгами. Звучными такими и красивыми-красивыми, но тоже пустыми. Не гекзаметр вовсе. Бабушка презрительно поводила плечами, замолкала и шла подвязывать виноград, чтобы шею не сломал. Иначе, какой же он король со сломанной шеей.
Новые – улицу снесли. Всю до одного домишки. Построили другие. Они, конечно, уступали по красоте тем, что на противоположном берегу, но это тогда считалось неважным. Не инсулы, прочность не та, но подходит. Теперь в каждом доме жило много людей. Всем было хорошо. Старушек заселили туда же, но им не очень нравилось. Чувствовали они себя, как куры в курятниках на насестах. Улицу назвали именем великого русского писателя Льва Толстого. Причём Толстой к домовым? Но это уже другой странный вопрос.
Так вот, свято место пусто не бывает. Вместо домовых на улицу пришёл злой-презлой дух, невидимый, бесформенный и отвратительный .Просто чудовище. Оно было ленивое и мало вмешивалось в человеческие идеи и дела. Его интересовали только катастрофы. Когда построили драмтеатр, похожий на танк, чудовище осталось довольно и даже нашло с собой сходство. Архитектурный портрет. 
Тут снова власть поменялась. Бабушки, рассказывающие внукам про гекзаметр души, уже все умерли. Другие бабушки говорили, что новым – глаза позастилала зелень. И внутри у них зелень. Уже бесполезно стучать по голове – не распознаешь. наполнились, не пустые. Зелень, так зелень. Что в этом такого? – подумали люди, живущие в домах, и успокоились. Но те, напичканные зеленью по самые макушки, стали тайно поклоняться невидимому чудовищу, как божеству, и полезли со своим войском на правую сторону. Они уничтожили всё: скверы, парки, деревья, выпрямили изогнутые андерсеновские улицы, настроили странные, разные по росту и цвету здания, разобрали на кирпичи сказочные дома, убрали горизонты, уничтожили перспективы, расставили по тротуарам железные шалаши, потому что кому нужна теперь сказка? Никому. 
Был тут ещё один маленький эпизод, настолько маленький, что казался никчемным.. Одна женщина – главная статс дама в доме, похожем на танк, решила избавиться от чудовища, жившего неподалёку. Не нравилось оно ей. Плохое соседство. Просто рок. Она собрала все дарственные и понесла во дворец на ту сторону города. Ага, подумала чудовище, и отключило у неё все инстинкты. Она принесла указы, бросила их на стол главному хозяину города и удалилась с гордо поднятой головой. Не оставила у себя ничего. Ни одного документа, ни одной заковыки, ни запятой, ни точки, ни одной единственной копии. И что? Чудовище всесуще, оно их слизало во дворце. Нигде ничего не осталось. В доме, похожем на танк, – пустота, у хозяина города тоже. Нет и не было никогда. Хотели виновных казнить, оказалось и не кого. Как с гуся вода.
В город пришли те, кто раньше где-то там, далеко, выращивал капусту, или клубнику, или лесом торговал. Без разницы. Они не только про гекзаметр ничего не слышали, они и лозунгов не заучивали, им и буквы в ряд плохо давались. Клубника – зелень, лес – зелень. Пик- пик, пик-пик. Пшык. И купили. Скупили. Много чего. Пришли с топорами и стали рубить. А что? Город теперь наш. Моё. Я в селе рублю-копаю-черпаю где хочу, хоть под сильрадой. И тут могу. И построю. Восемь этажей. Десять. Нет, двенадцать. А тот, кто рядом купил, у него денег не хватит. Ха-ха. Буду над ним и над всеми возвышаться. Вместо короля винограда с длинной шеей. Подумаешь, длинношеее. Гусь ты лапчатый. И ничего больше. 
Горько заплакали домовые, они уже давно стали бомжами, поняли, что буква «ф» в слове профсоюзы сгубила им жизнь, но ничего не поделаешь. Ушли домовые в лес к родственникам оплакивать свою неразумную долю. Чудовище разрастается, с каждым днём становится больше и шире. 
Люди вышли на улицу и город свой не узнали. Это он или не он? – подумали они. Может мы переехали и сами не заметили? – и вернулись в дома дальше жить. Точно, не он. Тот был другой, в нём пахло конфетами и виноградом.