Когда отправляешься на интервью с незнакомым человеком, то поначалу не знаешь, чего ожидать и как настроиться на разговор. Будет ли складываться, удастся ли найти общий язык?
Так что на встречу с Ремезаном Оразкурбановым, экс-милиционером и бывшим начальником приемника-распределителя для людей без определённого места жительства я ехал без подготовки и заранее подготовленных вопросов, но с определенной настороженностью. И, как оказалось, совершенно зря.
Встретились мы… на даче. Здесь гостеприимный хозяин в теплое время года проводит максимум своего свободного времени.
– А почему?
– Я теперь на пенсии, но без дела сидеть просто не получается. Безделье даже на здоровье сказывается – то суставы заноют, то позвоночник. А сюда пришел — там что-то прополол, там что-то перенес, здесь почистил – и снова, как огурчик… Одно отличие – во время службы всегда кем-то руководил, командовал, а теперь приходится командовать самим собой…
– И получается?
– Конечно! Сам себя всегда слушаюсь (смеется).
Нужно сказать, бывший "начальник бомжатника" оказался на редкость веселым, общительным и позитивным человеком.
– А иначе у нас было невозможно, – утверждает Ремезан Оразкурбанов, – чувство юмора и хорошее настроение спасают от многих неприятностей. К тому же контингент у меня был, скажем так, специфический. Как правило, сильно потрёпанный жизнью, и привыкший к плохому отношению со стороны окружающих.
– Расскажите подробнее о работе. Вы руководили приемником-распределителем для людей без определенного места жительства…
– Да, для взрослых "бомжей". Есть определенная ирония судьбы – начинал службу в органах внутренних дел с детского приемника-распределителя, а на пенсию ушел командиром взрослого. Получается, должность росла вместе со мной.
– Вы по национальности туркмен. А как попали в Закарпатье?
– В 1977 году призвался в армию, и службу проходил здесь. Сразу полюбил этот край. Люблю здесь всё – и природу, и людей, и климат… Так и остался после демобилизации.
– А на родину, в Туркменистан ездите?
– Каждый год. И не просто так, а по приглашению Президента. В Туркменистане проводится традиционный всемирный курултай туркмен, приезжают соотечественники со всего мира. Даже представители диаспоры из Японии, главное – не забывать свои корни и знать туркменский язык. Это масштабное и очень хорошо организованное событие, всегда с удовольствием его посещаю. Вообще приятно наблюдать, как с каждым годом к лучшему меняется жизнь в Туркменистане. Но все равно, мой дом теперь здесь, в Закарпатье…
– Если вспоминать о работе, сильно ли менялся контингент распределителей от советского времени до настоящего?
– Конечно! Раньше к нам попадали в основном сограждане. Кто-то жил без прописки, кого-то депортировали из-за границы, кто-то пропил все имущество, всякое бывало. А вот после 1992 года массово стали попадать иностранцы, сперва из Индии, Пакистана, Афганистана.
– А с чем это связано?
– Границы стали открытее, судя по всему. Вот и потянулись с Востока нелегалы. Иногда группами по 40 человек привозили…
– А откуда привозили? Из пограничной службы?
– В то время открыли лагерь для нелегалов в Павшино под Мукачевом. Работало, своего рода, распределение: кого задерживали пограничники, отправляли туда, кого ловила милиция – направляли к нам. А мы уже занимались установлением личности, оформляли депортацию на родину.
– А из наших, граждан Украины?
– Бывало, доставляли "пятнадцатисуточников".
– Задержанных определяли на выполнение общественной работы?
– Да, бывало. В основном они занимались уборкой города, сбором мусора. А вот иностранцев отправлять работать было строго запрещено. Хотя некоторые, кажется, были и не против. Не так уж легко сидеть в одном месте, хочется разнообразия, посмотреть на мир.
– Наверное вам, как человеку с восточными корнями, было легче понять их, чем кому бы то ни было…
– Конечно! И дело здесь не только в корнях. Главная проблема, с которой сталкиваются здесь беженцы и мигранты с Востока – это языковой барьер. По большому счету, эти люди не могут никому ничего объяснить, да и им самим невозможно ничего втолковать. И мне было проще – я знаю туркменский язык, фарси, несколько диалектов, поэтому со многими мог хоть как-то поговорить, объясниться. Не со всеми, конечно – вон, даже внутри Индии столько языков, что люди из разных провинций не понимают друг друга. Но все равно – намного больше.
Второй фактор – религия. Я мусульманин, знаю Коран, поэтому со стороны многих мигрантов доверия ко мне намного больше, чем к остальным сослуживцам. Это и помогало сильно, как например, во время бунта в Павшино.
– Я смутно помню эту, нашумевшую тогда историю. Там были серьезные волнения, подтягивали даже спецназ, внутренние войска…
– Да! В 2001-2002 это была большая проблема. Те, кто там содержался, даже оружием каким-то обзавелись – заточили железяки, сделав таким образом ножи. Приехало начальство из Киева, аж 5 генералов, подтягивали БТРы. Пришлось и мне поехать, я тогда майором был.
– Страха не было?
– Как такового — нет, но ожидать можно было чего угодно. Но удалось найти общий язык.
– То есть, можно сказать, что тот самый большой бунт погасили именно вы?
– Это слишком уж громко звучит, но довольно большую часть работы выполнить пришлось именно мне.
– А в чем причина бунта?
– По большому счету – именно религия. Взбунтовались именно мусульмане, из-за того, что их пытались кормить свининой, а вера это категорически запрещает. Кроме того, правоверному мусульманину надо молиться 5 раз в день, ну хотя бы три. Тем более в праздник Рамадан. А в Павшино им не давали такой возможности.
– И как удалось решить проблему?
– Общением. Нормальным человеческим общением. Я поговорил с ними, и в результате забрал оттуда в Ужгород, в свой распределитель 18 афганцев и еще 12 чернокожих, из Сомали. Твердо пообещал, что они смогут молиться столько, сколько нужно. И – никакой свинины. Убедил их, что я единоверец, поговорили о Коране — они мне поверили.
Но они знали и условие – никаких нарушений установленных правил. Так и пошло – они вели себя смирно, выходили на молитву. Кроме всего прочего – убрали двор приемника-распределителя, куда выходили молиться. Также я не запрещал носить ритуальные перстни, семейные реликвии.
– А чем кормили вместо свинины?
– В основном курятиной. Да хоть телятиной, мы могли обеспечить нормальное снабжение, денег на счетах хватало!
– Ого! А откуда?
– Нелегалами опекались иностранные фонды и организации, например, "Каритас". Поэтому с едой проблем не было. Они же помогали с едой, одеждой, литературой, карточками для телефонной связи.
– Сейчас нелегальная миграция превратилась в огромную общую проблему. Как, по вашему, её можно решить?
– (вздыхает) Если честно – никак, я не вижу универсальных и эффективных способов. Пока Европа живёт богаче – люди из бедных будут в неё стремиться. А у нас уже дельцы наладили целые схемы, каналы переправки.
– А вы не знаете, во сколько обходится нелегалам такая переправка их в Евросоюз?
– Я слышал, что за одного человека они порой платят переправщикам от 4 до 8 тысяч долларов. И при этом их постоянно обманывают. Был случай, когда группу нелегалов довезли до какого-то шлагбаума в лесу, сказали – "дальше уже Германия" и уехали. А через полчаса несчастных уже задержали пограничники.
Но при всем этом остановить поток мигрантов – нереально.
Добавлю только, что сперва Европа сама приветствовала приезжих – даже из чисто генетических соображений, чтобы "освежить кровь". Не секрет, что такие смешанные браки далеких кровей дают более сильное потомство. И это на самом деле действует. Вот только приезжие в основном не хотят ассимилироваться, они живут своими общинами, довольно закрытыми.
– Мы говорили о бунтах в лагере в Павшино. А в вашем учреждении они случались?
– Нет, на разу. Я их просто не допускал.
– Как именно?
– Общением. Хорошим отношением. Вот мы говорили о языковой проблеме. А ведь с ней можно справиться на уровне интонаций. Нужно просто дружелюбно, с уважением, по-людски говорить с людьми. Они это чувствуют, даже не полностью понимая смысл сказанного. Я часто, отправляясь на работу, брал с собой яблоки, конфеты, особенно когда работал с детьми. Ведь любое нахождение долгое время в закрытом помещении давит. Сейчас я уже могу признаться – страшно не любил заходить в "одиночку", там вся обстановка тяжелая, несмотря на то, что в комнате было чисто, прибрано, опрятно. Помню, одного страдающего клаустрофобией укладывали на ночлег в коридоре. Так что тяжело это. И когда человек находится там – он особенно ценит человеческое отношение.
– Это понимали все ваши коллеги и подчиненные?
– Нет. Но тех, кто позволял себе негативное отношение или проявления неуважения, я переводил на другую работу. В системе правоохранения много разных специальностей, поэтому выбор большой.
– Запомнились какие-либо особенно интересные случаи?
– Много всякого было. Так, привезли нам парня, депортированного из заграницы, кажется из Чехии. Он уехал туда за 15 лет до этого, нелегально работал, прятался от полиции. Все это время не выходил на связь с родными. Но в результате его поймали и доставили к нам. Мы связались с родственниками – оказалось, что они уже давно его "похоронили" и сперва просто не поверили, что он жив. Потом чуть свадьбу прямо у нас не сыграли (смеется).
Был у нас один псевдосвященник. Очень ловко "косил" под настоящего – рясу носил, бороду. Исповедовал кого-то, иконки раздавал. И действительно был очень похож на одного известного священника из Киево-Печерской лавры, нам фото присылали – ну не отличить! А вычислили его по тому, что заметили – он курил, и не раз. Вы часто видите курящих священников? Из-за этого и заподозрили, стали проверять и вычислили – аферист!
Еще был случай: находилась у нас женщина из Афганистана. Было у нее трое детей, а беременна была четвертым. Как схватки начались – я сам ее привез в роддом. Чуть позже вез сержанта на смену, по дороге заехали снова в роддом, и медсестра с порога кричит мне: "У вас сын!". Сержант смеется, я тоже – ну хоть сейчас за шампанским беги! 🙂
Еще помню, сидят у нас одновременно 60 человек, из них представители аж 18 разных национальностей. И один китаец возмущается: "Не хочу сидеть с негром! Хоть куда переводите, но подальше от него".
– Кстати, о расовой нетерпимости. В последнее время пропаганда одной из соседних стран делает из украинцев чуть ли не расистов или нацистов. Мне интересно с Вашей позиции как этнического туркмена: сталкивались ли с проявлениями агрессии по национальному признаку?
– Никогда, это просто бред. Украинцы – чудесный, доброжелательный и толерантный народ. Если ты нормальный человек, то в Украине неважно, какой ты национальности. За это я люблю Украину и украинцев, иначе бы не прожил здесь столько лет.
Мы уже завершили разговор и я собирался уходить, но обратил внимание на некоторые незнакомые мне растения на грядках. А ведь и вправду – ну, не может быть, чтобы закарпатский туркмен не выращивал у себя что-то необычное. Эдак у меня все стереотипы поломаются, их итак совсем немного осталось. Интересуюсь у хозяина…
– (смеется) Я не знаю, о чем ты подумал, но экзотика у меня действительно есть. Вот здесь, рядом с кинзой, у меня растет тархун. Хоть немного, но настоящий. Но главная "интересность" вот – это хлопок.
Да! Я действительно видел выращенный в Ужгороде хлопок! Его веточки стоят у Ремезана Оразкурбанова на полочке камина. В старом медном кувшине. Рядом с флагом Туркменистана.
Потому что свои корни нужно помнить и ценить.
Чего и всем нам желаю.
Залишити відгук
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.